Павел спустился в метро, стараясь не вдыхать слишком глубоко – вонь пота, сырости и перегретой проводки стояла в воздухе. Стены тоннеля были покрыты слоем грязи, а голографические экраны, установленные ещё в прошлом десятилетии, мигали с перебоями, с трудом проигрывая рекламу дешёвых имплантов. Пол был усеян мусором, а с потолка иногда капала вода – возможно, из проржавевших труб, скрытых за металлическими панелями. Абсолютно на каждой станции метро бегали крысы, нередко можно было заметить мутанта, изменившего свой внешний вид из-за повышенного уровня радиации по всей области бедного города, особенно в трущобах.
Поезд подъехал с визгом, выдавив облако пара из перегретых систем охлаждения. Магнитная подвеска ещё держала его на рельсах, но время не щадило старые составы – кузов был исцарапан, вмятины покрывали его, а остатки неоновой краски уличных художников слабо светились в темноте. Символы сопротивления появлялись снова и снова, несмотря на то, что их стирали каждую неделю.
Двери разъехались с тяжёлым скрежетом, и Павел шагнул внутрь. Воздух внутри был спёртым, пропитанным запахами пота, машинного масла и дешёвых синтетических тканей. Вагон был забит до отказа – рабочие с пустыми взглядами, подростки, прячущие лица под капюшонами, скрываясь от дронов патруля. Большинство пассажиров молчали, зарывшись в имплантированные интерфейсы или тусклые, потрескавшиеся экраны, которые ещё оставались в ходу у тех, кто не мог позволить себе нейроинтерфейс.
Но в то время как одни тряслись в этих дряхлых железных коробках, другие даже не подозревали, что такое дискомфорт. Богатые не знали запаха потного метро, скрипа старых дверей и чувства, когда вагон тормозит так резко, что люди хватаются за поручни в панике. Их транспорт – идеальные, гладкие, словно капли ртути, скоростные составы, скользящие над городом на мощных магнитных подушках. Они не знают тряски, шума, задержек. В их вагонах – мягкие кожаные кресла, панорамные окна, за которыми сиял город, и персональные виртуальные помощники, готовые исполнить любое желание пассажира. Два мира, два разных ритма, которые никогда не пересекались – разве что в чьих-то несбыточных мечтах.
Разница между этими мирами была пугающей. Там, в сияющих башнях, где вершилась судьба города, жизнь текла плавно, без перебоев. Здесь, под землёй, метро было словно гниющий организм, который продолжал работать из последних сил, проглатывая усталых людей и выплёвывая их обратно в серую реальность их тёмной жизни, мир, в котором практически нет надежды на светлое будущее, и где надеяться можно лишь на Господа Бога.