Часы, отстукивающие медленные секунды, вторили тяжёлым каплям, ударяющимся об пол. Они стекали с кителя, и Леониду показалось, будто слух его, словно у незрячего, обострился до крайнего предела, хотя он не терял зрение. Звук капель был похож на звон стекла. Он вонзался в его мозг серебряными стрелами и оставался там навсегда, как и мощный гул моторов истребителей, как полуночный грохот артиллерии где-то на горизонте, как стук собственного сердца за миг до неизбежного…
Гробовую тишину кабинета, где заседала комиссия, прервал скрип открывающихся дверей. Врачи затаили дыхание, и, казалось, даже сердца их перестали биться от волнения.
Офицер вошёл внутрь и чётко произнёс:
– Надеюсь, я привёл вам неопровержимые доказательства.
При этих словах глава комиссии, выдающийся хирург Балтийского флота Иустин Джанелидзе до того момента стоявший у распахнутых дверей балкона, сорвался с места, подбежал к Леониду и крепко обнял его.
В волнении и спешке – ещё бы! – майор заставил его изрядно понервничать, врач случайно наступил ему на ногу, но бывший пациент, ожидаемо, ничего не почувствовал, ведь у него больше не было ног. Почувствовал он другое: участие, заботу, веру в свои силы и бесконечную надежду на него, на таких, как он, ведь война продолжалась, и срок её уже перевалил за тысячу дней, Леонид не мог позволить себе роскоши отлёживаться в госпиталях.