Артем встал, подошел к окну. Заречье тонуло в привычных серых сумерках. Над промзоной, где маячили трубы «Семи Ветров», висело особенно грязное, багрово-рыжее зарево. Как открытая рана на брюхе неба. Он чувствовал запах завода даже здесь – едкую смесь гари, металла и чего-то кислого.
– Петренко погиб на агрегате №7? – спросил он, не оборачиваясь.
– В заметке не уточняется, но… вероятно. Это самый крупный и самый старый стан в том цеху, – ответила Лиза. – Артем, ты не думаешь…
– Я думаю, что «Пыль» не ограничилась тонкими натурами вроде художников, – резко оборвал он. – Она набирает силу. И ей по вкусу крупная дичь. Завод – это сердце городской скорби. Там ее пиршественный зал. И мы должны туда попасть.
Лиза закрыла ноутбук с глухим щелчком.
– Это безумие. Завод – режимный объект. Туда просто так не пройдешь. Особенно после… – она махнула рукой в сторону газеты, – …несчастного случая. Там усилят охрану.
Артем повернулся, в его глазах горел знакомый Лизе по музею и мастерской настойчивый, почти безумный огонек.
– У тебя есть доступ к архивам. Музей сотрудничает с заводом? Исторические экспозиции? Фотографии для юбилея?
– Ну… да, были проекты. У меня есть пропуск, но он…
– Идеально. Ты – историк музея, собираешь материал о трудовых династиях для новой выставки. А я… – он на секунду задумался, – …твой ассистент. Фотограф. Бывший следователь знает, как пройти туда, куда не пускают. Главное – попасть на территорию. А дальше… – он пожал плечами, – …разберемся. У нас есть фотоаппарат?
Лиза вздохнула, понимая, что сопротивляться бесполезно. Страх перед пыльной тенью в мастерской был сильнее страха перед охраной завода.
– Есть старый «Зенит» дяди Миши. В кабинете. И… пропуск у меня с собой. Действительный еще месяц.
* * *
Завод «Семь Ветров» встретил их не стеной, а стоном. Низкий, непрерывный гул, исходивший из недр гигантских корпусов, вибрировал в земле под ногами и заполнял все пространство, давя на барабанные перепонки. Воздух был густым, пропитанным маслом, металлической пылью, гарью и едким химическим запахом, от которого першило в горле. Заброшенные цеха соседствовали с действующими, их зияющие оконные проемы напоминали пустые глазницы черепов. Ржавые эстакады, как скелеты доисторических зверей, тянулись над узкоколейками, по которым лениво ползли вагонетки с рудой или шлаком. Повсюду – пыль. Черная, маслянистая, въедливая. Она покрывала все: стены, трубы, лужи масла на асфальте, лица редких рабочих, ковылявших по территории.