«Никаких вопросов», – повторила я про себя. Райская тишина. Только море, солнце и ни капли токсичного мужского шума. Это звучало как мелодия, написанная специально для моих истерзанных барабанных перепонок и самооценки. Я представляла бескрайнюю синеву океана за окнами виллы (надеюсь, окна там есть), шелест пальм вместо криков, и себя – спокойную, загорелую, с банковским счетом, который не вызывает приступов паники.
«Я берусь, – сказала я твердо, глядя на пиксельного Мартина. Внутри что-то ликовало и трепетало одновременно. – Когда вылет?»
«Завтра, – улыбнулся он. – Вам повезло, место только освободилось. Предыдущая… э-э-э… решила вернуться к семье. Очень внезапно».
«Очень внезапно» прозвучало слегка зловеще, но я загнала тревогу куда подальше. Что могло быть страшнее, чем просыпаться каждый день рядом с Дэмиеном? Пылесосить под присмотром чучела дикобраза? Пф-ф.
Через двадцать четыре часа, три перелета и одну тряскую поездку на катере, который явно считал себя потомком пиратских шхун, я стояла у резных деревянных ворот. За ними угадывалась белоснежная громада виллы «Мареа», утопающая в буйстве зелени и цветов таких ярких, что глаза слезились. Воздух был густой, сладкий и соленый одновременно, как поцелуй незнакомца. Им хотелось дышать, как вином.
Меня встретил водитель-садовник-человек-многостаночник по имени Энцо – коренастый, улыбчивый, с глазами цвета темного шоколада. Он пробормотал что-то приветственное на ломаном английском, сунул мне связку ключей размером с мою руку и показал на дверь.
«Босс нету. Когда приехать?» Энцо развел руками так широко, что чуть не сбил колибри. «Может, завтра. Может, через год. Ты хозяйка теперь. Почти.» Он хитро подмигнул. «Не скучай. Работа есть. Много.»
И он укатил на своем электрокаре, оставив меня одну посреди этого ослепительного великолепия. Тишина была оглушительной. Только шелест листьев, далекий грохот прибоя и бешено стучавшее сердце где-то в районе горла. Я прошла по дорожке, выложенной гладким камнем, мимо бассейна, в котором вода переливалась как жидкий аквамарин. Мои дешевые сандалии скрипели на фоне этой немой роскоши.
Дверь поддалась с тихим щелчком. Прохлада кондиционированного воздуха обняла кожу, пахнущую потом и дорогой. Внутри было… безупречно. Стерильно. Как музей после закрытия. Мраморные полы сияли, отражая причудливые светильники. Белоснежные диваны выглядели так, будто на них никто и никогда не садился. Тот самый дикобраз в цилиндре гордо восседал на постаменте в углу холла, его стеклянные глаза смотрели на меня с немым укором: «Запоминай, новенькая. Никаких вопросов».