«Красиво, да? – процессил Вебер, ползя на животе за Клаусом к укрытию за развороченным «Костюмом». Махина лежала на боку, ее «нога» была оторвана, из пробоин сочилась маслянистая жидкость. – Держитесь за мной и не поднимайте голову!»
Они двигались от воронки к воронке, от трупа к трупу, используя любой бугорок, любой обломок как укрытие. Детектор в руке Клауса вибрировал, гудел, стрелки зашкаливали. Они приближались. Помехи превращались в физическое давление на барабанные перепонки, в легкую тошноту. Клаусу начало казаться, что краем глаза он видит движения в дыму – быстрые, скользящие тени, исчезающие, когда он поворачивал голову.
«Вон там!» – Вебер указал рукой вперед. Среди хаоса разрушений виднелась большая, свежая воронка, метров двадцать в диаметре. Ее края были оплавлены, земля вокруг почернела. «То самое место».
Их путь к ней пролегал через открытое поле. И в этот момент артобстрел стих. Наступила зловещая, давящая тишина, нарушаемая только треском пожаров и далекими криками. Тишина перед бурей.
«Быстро! Пока не начали снова!» – прошипел Вебер.
Они побежали, сгорбившись, к краю воронки. Пули засвистели рядом – французские снайперы или пулеметчик заметили движение. Клаус почувствовал, как одна прожужжала у самого уха. Они прыгнули в воронку, скатившись по сыпучему склону на дно.
Здесь было тихо. Странно тихо. Звуки боя приглушились, словно их отделяла невидимая стена. Воздух был тяжелым, спертым. Детектор в руке Клауса взвыл пронзительно, а потом замолк, экран погас. Разрядился? Или перегорел от перегрузки?
«Черт!» – выругался Клаус, тряся прибор. И тут он увидел это.
В самом центре воронки, полузасыпанное землей и обломками темного, оплавленного материала, лежало нечто. Не обломок снаряда. Не метеорит в привычном понимании. Это был предмет размером с большой чемодан, но неправильной, угловато-сглаженной формы, словно вырубленный топором из цельной глыбы. Материал был темным, глубоко-черным, с тусклым металлическим отливом, который словно поглощал свет, а не отражал его. На его поверхности виднелись странные, нерукотворные прожилки и вмятины. Он не выглядел оплавленным, как окружающие камни, скорее… невредимым. И от него исходила вибрация. Не громкая, а глухая, низкочастотная, которую Клаус чувствовал не ушами, а всем телом, костями, зубами. И холод. Ледяной, пронизывающий холод, не связанный с температурой воздуха.