Маленькая комнатка, из неё дверь направо – в ещё меньшую, почти пенал. Впритык к окну простой канцелярский стол с компьютером (не знаю, стоял ли он ещё при жизни Сахарова или появился позднее). Вот это и было рабочим местом Андрея Дмитриевича, куда он вернулся в 1968 году из Арзамаса-16 после написания своего знаменитого «Меморандума» – «Размышлений о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», – а потом, 20 лет спустя, из горьковской ссылки.
Признаюсь, подавленными выходили мы из-под мраморных колонн центрального корпуса института во вьюжный декабрьский день. О фундаментальной науке у нас толкуют разное. Кто говорит, что она на грани умирания, кто – что уже умерла, и потребуется не один десяток лет, чтобы возродить её на достойном её прошлого уровне. Но если такое время действительно придёт, то, может, и заметки эти кому-нибудь пригодятся – ведь в них рассказывается об одном из представителей бесспорно выдающегося, но почти уже сошедшего поколения, который тоже кое-что сделал для расцвета нашей российской науки. Хотя в данном конкретном аспекте нас, может быть, даже больше будет интересовать вопрос не что, а как.
Квартира у Курского
Этого телефонного номера не было ни в одном из московских справочников, но дозвониться сюда порою было не проще, чем на Центральный телеграф или в ГУМ. Впрочем, звонившие относились к этому спокойно, потому что знали – номер занят не для банального телефонного трёпа, а по делу: его владелец обсуждает с коллегами подробности их совместной научной работы.
Обычно такой «телефонный» образ жизни ведут люди, прикованные болезнью к постели или креслу, но в отношении Льва Гудзенко то было справедливо лишь отчасти. Застарелый порок сердца действительно был для него причиной известных жизненных затруднений, но бывало, что они оборачивались ему на пользу. Так, в 1960 году академик Скобельцин, тогдашний директор ФИАН, подписал приказ, разрешающий младшему научному сотруднику Лаборатории колебаний им.Л.И. Мандельштама, с учетом состояния его здоровья (он только недавно выписался из Боткинской больницы, где провел более полугода), свободный график посещения института. В тот момент почтенный академик ещё не подозревал, кому оказывает благодеяние, а если б смог заглянуть хотя бы на пару лет вперед, то наверное бы разорвал приказ и бросил его в корзину.