– Меня зовут Минго Карас, – недовольно проворчал мальчик: дядя вечно коверкает имена. Буле он и есть буле (с индонез. исковер. слово «bull» – бык, белая корова в значении кого-либо/чего-либо необычного, «светлокожий иностранец»). Несмотря на это, ученый ему нравился, и Минго с любопытством оглянулся туда, куда указывал дядя.
Бабочка снижалась осторожно. Ее цвет завораживал. Цвет будто другого измерения, изменчивый каждый миг под лучами солнца. Совершенная, недосягаемая красота. Минго смотрел завороженно, не отрываясь, боясь моргнуть, чтобы не упустить малейшие краски: он чувствовал, как сердце забилось сильнее, что он очарован, покорен этим неземным, диковинным сиянием.
В воздух взметнулся кусок красной ткани, но бабочка резко дернулась в сторону, вспорхнула выше и исчезла за кроной ближайшего дерева. Энтомолог разочарованно зашипел и опустил сачок. Поймать ее очень непросто – она оберегает себя лучше других насекомых, проживая свою жизнь недоверчиво и пугливо.
Ученый бережно снял с листа приманку-бабочку и перенес ее на другой листок, ближе к водопаду, собрал рюкзак и сел в засаду в соседних кустах. Минго машинально последовал за ним; он находился под сильным впечатлением от увиденного и не мог больше ни о чем думать: всполох синего, изумрудное сияние… ему чудились драгоценные камни, свет их граней, такой близкий и такой далекий; небо и планета Земля, огромная, увиденная им однажды на карте; и этот утренний жаркий воздух вдруг показался ему таким сладким, как мякоть спелого рамбутана.
Прошел еще час томительного ожидания. Ученый сосредоточенно всматривался в листву и в пространство над водопадом, время от времени делая рукой воображаемый замах, тренируя руку. Минго Карас грезил наяву; он прикрыл глаза, чтобы лучше видеть.
Ученый обеспокоенно бросал взгляды на часы: чем дальше стрелка ползла вверх, тем более он выглядел озабоченным. «Охрану уже выставили», – в очередной раз взглянув на часы, подытожил он.
Минго дернулся и открыл глаза: что-то смутное встревожило его дремоту, какое-то неясное предчувствие; краем глаза он заметил… нет, скорее, почувствовал легкое движение – нет, померещилось.
В тени среди высоких тонких листьев сверкнуло. Минго подскочил и весь превратился в зрение: он вглядывался в листву до жжения в глазах, пытаясь вновь поймать это свечение.