– Да, найдется, – с некоторой даже надеждой ответил полицейский. – Уж извините за прошлый раз, сами понимаете…
Договорить ему не дали – появился Прохор Старков:
– Григорий Ефимович, вас требуют.
Я кивнул:
– Иду. Борис Андреевич, приезжайте ко мне в Юсуповский завтра, поговорим.
Алексея держала на руках Аликс и отпускать не собиралась. Своего рода тихая истерика – вцепилась в обретенного сына и даром что не подвывала. Царь обретался рядом, придерживая жену. Единственный, кто был спокоен – это сам Алексей. Он сосредоточенно облизывал леденец на палочке и пока что не реагировал на воздыхания родителей. Но если так и оставить, то наведет ему Аликс истерику, как пить дать наведет.
Я размашисто перекрестился и грянул:
– Слава Богу! Внял нашим молитвам!
Аликс повернулась с желанием прикрикнуть на нарушителя спокойствия, но увидела меня и только тихо заплакала.
– Матушка, да что же ты? Все хорошо, дай сыну отдохнуть, да и сама тоже отдохни, лица на тебе нет!
Мало-помалу я успокоил императорскую чету и даже забрал Алексея себе на руки.
– А я в чижика играть умею! – похвастался ребенок.
Вот же пластичная психика у ребенка. Через годик и забудет обо всем – даже удивляться будет, если напомнят. Да не было такого…
– Ай, молодец! Вот лето придет, мы с тобой в чижика наиграемся! И в пристенок, и в бабки, и в городки с бирюльками!
Няньки цесаревича, стоявшие по стенке, изобразили неприятие этой идеи, вытянув лица сверх всякой возможности.
– Что кривитесь? Нужные игры, руку и глазомер развивают. Государь Александр Третий, небось, не брезговал в городки играть!
Крыть было нечем. По мановению царя я передал наследника двум боннам с охранником и вышел вслед за императором в кабинет.
Николай осунулся, под глазами стали заметны мешки, в бороде заблестела седина. Н-да… сорока лет еще нет мужику…
– Ну что, рад? Этого хотел? Умаления самодержавия, коим Россия держалась? – наехало на меня его величество.
Я только вздохнул. Ладно, попробуем иначе.
– Ты, государь, сейчас убиваешься, как купец, деньги вложивший в фабрику.
– Что за чушь?
– Ну как же. Вот был, скажем, миллионщик, решил он новую фабрику построить, вложил полмиллиона и сидит, плачет – ай-ай-ай, капитал умалился, был миллион, осталась половина! – я изобразил плаксивого купца, отчего царь хоть и криво, но усмехнулся.