– Подпиши, бумага стерпит…
– Ты еще тут?
– Где же мне быть?
– Я окружен предателями… – Николай закрыл лицо руками. – Все бесполезно.
– Манифест от семнадцатого, – продолжал нашептывать. – Считай, та же Конституция. Ну будет еще одна бумажка, большое дело. Как вернут Алексея и, ежели похочешь, порвешь ее и всех делов. Жизнь сына важнее!
Царь отнял руки от лица, посмотрел на меня долгим взглядом.
– Великие князья не позволят подписать… да и маман.
Как же ему тяжело даются решения. До последнего всегда тянет.
– Ежели сына по частям начнут присылать? Тогда что?..
Николай побледнел, в глазах показались слезы. В кабинет зашла Аликс. Царица зачем-то переоделась во все черное, будто уже кого-то хоронить надо. В глазах у нее плескалось безумие. Сейчас она устроит Никсе… Надо валить.
– Пойду молится, чтобы Господь ниспослал мне видение о цесаревиче.
Николай и Аликс подняли на меня глаза. Видок у меня, надо думать, был еще тот – нечесанные с утра патлы, круги под глазами.
– Прикажите в часовню никого не пускать.
Меня довели до двери с красивыми резными крестами, пропустили внутрь и затворили. Теплый свечной дух и запах ладана подсказал мне, что делать – я взял несколько свечей из ящичка, зажег их от лампадки перед иконой и поставил перед алтарем, а сам лег крестом на пол.
И заснул – организм от этой нервотрепки как выключился.
Сколько спал, не знаю, но свечи прогорели до конца и в темноте светились только огоньки лампад.
В коридоре мне навстречу поднялся Старков – молодой парень-лакей, знакомый мне с первого визита во дворец.
– Веди, Прохор. Было мне видение.
Новость пожаром пролетела по всему дворцу, и по дороге я слышал, как шепчутся две горничные:
– Батюшка Григорий Ефимович всю ночь в молениях провел.
– Спаси Бог, спаси Бог…
Николай и Аликс сидели на диване, обнявшись, и дремали, склонив головы друг к другу, – наверное, так и не легли.
– Жив царевич, было мне видение, – сказал я, присев перед ними и взяв обоих за руки. – То правильно, что Конституцию подпишешь, – спасешь сына.
– Где Алексей?! – спросила царица.
– То мне неведомо, но где-то рядом, чувствую с ним связь.
* * *
Думу от Манифеста о даровании Конституции разорвало, как того хомячка от капли никотина. Тут, понимаешь, один парламент за другим разгоняют, на депутатов кричат, а Николай вдруг лично приезжает в Таврический дворец и в присутствии репортеров, сенаторов, послов подписывает Манифест.