– Да, доброй, Сафина, очень доброй ночи! – сказал он, смотря мне вслед, как я захожу домой.
***
Акулову лишь оставалось ждать завтрашнего дня или же сегодняшней ночи. От кого и как он всё узнает. Единственное, что приходило в голову, – это снова какая-нибудь книга либо же краткий рассказ, который основан на реальных событиях.
Он вошел в свой холостяцкий дом, который не так далеко был от дома Сафины.
Сел устало на диван, скинув с себя пиджак и ослабив галстук, продолжил сидеть, продолжая смотреть в одну точку, жмурясь от головной боли, схватившись за переносицу, которая появилась от раздумий о Сафине. Его телефон зазвенел, он, не смотря на экран, кто это, ответил сразу.
– Я слушаю.
– Горит здание в центре, также найдено тело девушки, тут точно криминал замешан. Я скину адрес, приезжай.
– Хорошо, я выезжаю.
Я сел в автомобиль и двинулся в сторону центра, и тут же получил адрес, который скинул мне Тимур. Это был адрес издательства Сафины. Больше всего меня пугало, чье тело нашли у издательства. И что за беду накликала на свою голову Сафина.
***
Я вошла в дом, сняв с себя джинсовку, которую Саша заботливо накинул на мои плечи. Было уже поздно, взглянув на часы я увидела точное время час ночи.
Черт Сафина ты точно сошла с ума.
Затем я прошла вглубь дома, поднимаясь тихо по лестнице. Хотя все мои старания были впустую, брат и мама ждали меня в гостиной на втором этаже, откуда ранее меня уже встретил строгим взглядом из окна Давид.
Мама сидела на диване, она спала, облокотившись о диван рукой, пройти в свою комнату и скрыться ото всех, да, я безумно хотела. Но глаза брата, которые передались ему от отца, заставили меня чувствовать вину и подойти к нему. Он молча стоял и сурово смотрел, говоря со мной этими глазами.
Я подошла к нему, и стоило мне поднять свои глаза и открыть свой рот, чтобы начать разговор, как по моей щеке сыграла горячая громкая пощечина, от чего глаза мамы тут же открылись, и она подскочила, пряча меня за своей спиной. Давид стоял как вкопанный, он не ожидал этого от себя. Его суровый взгляд сменился на удивленный, он продолжил смотреть на свою руку, которой ударил меня.
Щека горела, как и большая обида внутри меня. Обида за эту пощечину, обида за то, что рыться в смерти отца никто не захотел, кроме меня одной, и делать это пришлось мне в одиночку.