Я нередко полет твой зрю. Он – беспечен, не то, что воды.
В них – так много сложности, и притом совершенно немой.
Ты лети, о, лети, буревестник, не страшась непогоды,
ибо крест – он есть, и, каким бы он ни был, он мой.
XV.
Я бежал за вечностью – и не заметил молодость.
Как зрелость незаметно пришла, не прикрыв дверь.
Я правду искал посреди суеты – и получил подлинность,
в которую, как в полуоткрытую створку, врывался
зверь.
Я бежал за безмерностью – и внял лишь её
отражению
темному, как конец прекрасного слога; (оно
оказалось быстрее меня). И, ко многому сожалению,
я видел в ней не форму, не имманентное, но
цель. И помчу я дальше – и не замечу старости,
не имея на руках ничего, кроме непóнятого бытия
своего, пары несказанных слов, усталости,
и, искореженного этой непóнятостью, меня.
XVI. Сонет
Вдали от жития в изморе,
вдали от праздности лихой
есть дом – и рядом с ним глухой
погост, где синее изморье
глядит понуро в сильном горе
на нас, томленое тоской,
ведь каждый день его немой.
В тиши измученное море
и злом, и страхом, и грехом,
лишь, в содрогании земном,
тоскливо охает волнами
и омывает тот погост
извечность под свеченьем звезд,
шумя меж Господом и нами.
XVII. Сонет
Задыхаюсь я – вокруг один живой
воздух, весь пропитанный любовью.
Мысль крадется тихо к изголовью -
в нас живет и Бог, и волк степной.
Волком был бы я, но есть во мне любовь,
богом был бы я, но есть и волчье;
чем в нас больше волчьего, тем горче
нам воспринять надмирный кров;
чем в нас больше бога, тем трудней
нам воспринимать юдоль мирскую,
видя непорочную морскую
синь, красу лесов и церкв елей.
В холод, безразличие и зной
в нас живет и Бог, и волк степной.
XVIII. Письмо воздуху
Может быть, однажды утром, войдя в стеклянный,
сухой воздух, повернувшись, я увижу чудо:
ничто позади меня, пустота позади меня, и рьяный
ужас пьяного, коему, признаться, худо.
Потом, как за ширмой, расположатся одним мигом
деревья – дома – холмы для простой фикции.
Но станет поздно – среди людей, с сонмом энигм
я растворюсь, лишившись всяческой дикции.
XIX. К Хроносу
Движение пелены равносильно лейтмотиву пути.
Я, лежа на жестком, еще не ветхом настиле,
не вижу конечности, мысля как жизнь пройти,
ибо перед лицом вечности время теряет в силе.
В детстве я не замечал плавные шаги облаков,
но замечал красоту винных, цветущих маков.
Сидя в лодке, я слушал течение своих годов