– Это не в тебе, – сказала она, повернулась, сделала шаг к Кахану и внимательно на него посмотрела.
Затем она опустилась на колени, и ее суставы запротестовали, а легкие голубые одеяния промокли на мокрой траве. Мир замер. Она очень долго на него смотрела. Он слышал дыхание своей семьи, окружавшей его. Тихое рычание гараура, привязанного возле дома. Мычание короноголовых на опушке леса.
Скиа-Рэй подняла руку.
– Я Сарадис, Скиа-Рэй, глава моего ордена и говорю от лица моего бога. Возьми мою руку, мальчик, – сказала она.
Он сглотнул. Сделал то, что она сказала. Ее рука напомнила ему кожу короноголовых после того, как ее размягчили в ямах и повесили сушиться.
Теплая и сухая.
Не бойся.
– Я не боюсь, – сказал он; слова возникли на его губах непрошеными, скорее бравада, чем правда. Он выпрямил спину. Женщина улыбнулась. Он искоса посмотрел на Нахак, на отца, мать. Они смотрели на него, словно едва знали и понимали.
– Лишь немногие услышали бы слова, которые я произнесла, мальчик, – сказала женщина и кивнула – они не слышали. – Она посмотрела в сторону леса. – Ты там был. В глубине.
– Нет, – сказал он, потому что им не следовало заходить в глубину леса. То, что делала его семья, находилось под запретом.
– Не беспокойся, – сказала Сарадис. – Я хочу, чтобы ты был смелым, когда я испробую кое-что еще.
И тут он что-то почувствовал. Монахиня продолжала держать его руку, и мальчик ощутил нечто странное, настолько, что у него не нашлось подходящих слов. Как если бы плоть под его кожей пошла волнами.
Ему хотелось засмеяться, и одновременно его затошнило. Но первым чувством стало отвращение, словно происходило нечто неправильное, а потом оно исчезло. Но хотя это продолжалось лишь мгновение и он испытал ужас, мальчик понял, что хочет повторения.
Он посмотрел в глаза под маской. Они продолжали его изучать, и он почувствовал, что тепло его покинуло, когда она убрала руку, и, как и то странное чувство несколько секунд назад, ему захотелось, чтобы она вернулась. Сарадис подняла вверх обе руки и со щелчком сняла полированную деревянную маску и фальшивую бороду со шлема, чтобы он мог увидеть лицо под ней. Она оказалась не такой старой, как он думал, хотя ее волосы были белыми, как у того, кто пережил более тридцати урожаев. Однако лицо под застывшим гримом и красными линиями оказалось молодым. Длинный промежуток в гриме открывал сложную краску клана, шедшую вокруг глаза и вниз по скуле.