Я приникаю к оптике своего оружия и вдруг вижу, что офицер в люк залезать не хочет, а наоборот, застывает в таком положении. Я ещё некоторое время наблюдаю, понимая, этот танк надо брать. Во-первых, машина командирская, во-вторых, сам офицер, которому я аккуратно прострелю плечико, чтобы он не участвовал в общем веселье.
– Лис, – зову я, – переднему по щелям попадёшь?
– Как два пальца, – отзывается он.
– Работаем после меня, – предупреждаю я всех, услышав три щелчка.
Правила обмена мы, на самом деле, очень лихо нарушаем, но учитывая, что спутников нет, то и частоты наши вряд ли засекут, хоть песни пой. По крайней мере, я так думаю. Учитывая очень спокойно готовящихся фрицев, имею право. Мотоциклы могут стать проблемой, но Лис, думаю, их уже учёл. Поэтому в тот момент, когда офицер поднимает руку, он получает в неё мою пулю и вереща падает вниз, а с нашей стороны две реактивные гранаты делают танки историей. При этом товарищи десантники перезаряжают духовой оркестр и делают ещё два танка историей. Мотоциклисты явно в панике рвут дальше по дороге, даже не успев осознать тупиковость такого решения, ибо сдвоенный взрыв отправляет их вслед за танками… А нет, шевелится, гадёныш…
Я внимательно выцеливаю того, к кому ненависть у любого русского просто генетическая, и заканчиваю его историю. В это время решивший было убежать танк, последний из оставшихся, уже никуда не бежит, а его товарищи вообще выглядят так, как будто их консервным ножом вскрывали. Что-то мне не сильно верится, что это должно так выглядеть, но глазам я верю, как и тому, что выжить там некому.
– И как выкуривать будем? – интересуется Змей, наблюдая, как Док работает над орудием да пулемётом танка, а у меня буквально всё застывает внутри от страха за Серёжу.
– Шашку под башню, – предлагаю я. – Они вроде негерметичные были. Только погоди, я его предупрежу.
Немецкий у меня поставленный, причём не литературный «высокий», а настоящий швабский, который немец из Берлина и поймёт-то с трудом. Это мне, кстати, на руку, за свою сойду. Именно поэтому при помощи Серёжи я забираюсь на броню и громко сообщаю в вентиляционное отверстие, разумеется, по-немецки:
– Вы нарушили приказ, поэтому будете сожжены во славу Германии! – и пафоса побольше, а заканчиваю «ведьминским» хохотом, кивнув Серёже.