«Известны…» – подтвердил мои предположения тот.
– Но мне ты не скажешь?
«Не скажу».
– Упрямец! Это нечестно!
«Нечестно пытаться выпытать эти ответы у меня. Вы должны во всём разобраться вместе. Ты и он».
– Как я могу доверять ему?
«А почему не можешь?»
– Я его совсем не знаю. Или не помню…
«Доверие начинается с чувств».
– С чувств? – Я зацепилась за это, но Ангел замолчал. Я всё равно ощущала его присутствие: словно он дышал возле моего уха. – Неужели так сложно помочь мне найти эти чёртовы ответы! – фыркнула я, но он всё равно молчал. – Бессердечный…
Как же это бессердечно не подсказывать, зная, что я мучаюсь от неизвестности. За последнее сказанное слово я почувствовала стыд. Стыд, как и страх, сковывает и обездвиживает.
Я не знала, что меня ждёт дальше, и это незнание порождало страх, а он, в свою очередь, давал почву для злости и обиды. Я ощущала их привкус на языке, он перемешивался с моими словами, отравлял их, и мне бы следовало прикусить язык прежде, чем что-то сказать, но я всё равно говорила. Обижала, ранила, используя при этом всего одно оружие – слова.
Зов к урне давно не тревожил меня. И хотя здесь понятие «давно» не имеет значения, мне всё равно было странно осознавать, что обо мне забывали. И неважно, сколько времени прошло там, мне хотелось бы всплывать в живых воспоминаниях. Вот только кто обо мне будет помнить? У меня не было ни близких подруг, ни возлюбленного. И даже мама давно не приходила на могилу.
Я сама вернулась на кладбище, когда было темно. И тогда впервые увидела других – таких же, как я. Между могил и вдоль ограды проплывали Души. На этой волне можно было различить шёпот каждой, если настроиться и прислушаться. Какая-то Душа всё ещё была подобна человеческому облику, а какая-то представляла собой серую полупрозрачную тень без лица – ни рта, ни глаз. Я рассматривала их, но заговорить не решалась.
«Зря ты сюда пришла…» – услышала тихий голос Ангела.
Сначала я не хотела ему отвечать, но обида от его нежелания поделиться со мной тем, что ему известно, среагировала быстрее, чем разум, которому, в отличие от последней, удавалось сдерживать язык.
– Не хочешь разговаривать, тогда молчи! – бросила я ему.
И он замолчал. А потом и вовсе исчез. Сложно сравнить с чем-то человеческим, но я различала его присутствие и его уход. От Ангела веяло теплом, и правое плечо слегка опускалось, словно от тяжести, а когда Ангел покидал меня, вмиг становилось холодно, словно зимой в тоненькой пижаме заходишь в комнату без окон.