Он заставил себя осмотреть. На нем была грубая льняная рубаха, перехваченная простым кожаным ремнем. Порты из той же ткани, заправленные в видавшие виды кожаные сапоги, потертые и пропитанные влагой. Одежда воина, но не знатного дружинника. Ополченца, простого воя.
Рука сама собой легла на пояс. Пальцы нащупали рукоять. Нож. Небольшой, с широким лезвием, рабочим, без изысков. Но сталь была хорошей, он почувствовал это по весу и балансу. Рядом, в маленьком кожаном мешочке, обнаружились кремень и кресало с сухим трутом внутри. Бесценное сокровище в этом сыром мире.
Больше ничего. Ни меча, ни щита, ни лука. Ни мешка с припасами. Он был один. Голый, безымянный человек посреди безразличного, враждебного леса, вооруженный лишь ножом, огнивом и дикой, первобытной волей к жизни, что горела в его пустых глазах. И это должно было стать его отправной точкой. Не в прошлое, которого не было, а в будущее, которое еще предстояло вырвать у этого леса зубами.
Сумерки не крались, а наваливались, густой и вязкой тьмой затапливая пространство между стволами. Вместе с темнотой пришёл новый холод – резкий, пронизывающий до самых костей. Тонкая льняная рубаха не спасала. Тело, ослабленное раной и голодом, начало бить крупная дрожь.
Он нашёл убежище – если можно было так назвать это место – под вывороченными корнями огромной, рухнувшей сосны. Сплетение мощных, покрытых землей корней образовывало некое подобие навеса, защищавшего от ветра, что завывал в кронах деревьев над головой. Здесь было сухо и пахло смолой. Он забился в самый дальний угол, поджав колени к груди, и сжал в руке рукоять ножа. Лезвие холодом касалось бедра. Этот кусок стали был единственным реальным, что у него осталось. Единственным другом.
Ночь полностью вступила в свои права. Лес, что днем казался лишь безмолвным и угрюмым, ожил. Но не так, как он мог ожидать.
Сначала послышались обычные звуки. Уханье филина, далекий и тоскливый вой волка, хруст ветки под чьими-то тяжёлыми лапами. Это было понятно и почти не страшно. Это были законы природы, честная игра хищников и жертв. Но потом началось другое.
И тут он услышал самый страшный звук. Глубокий, тяжелый, печальный вздох. Будто кто-то огромный, старый и безмерно уставший сокрушался о чём-то прямо над его головой. Этот вздох был пропитан такой древней тоской, что его собственная боль и страх показались мелочными и незначительными. Но прежде чем он успел осмыслить этот звук, из тьмы вырвалось нечто иное.