– Сколько девушек ты обошла, стремясь получить это место? Тридцать? Пятьдесят? Сто? Само поступление на курс было нетривиальной задачей. Затем три года выматывающей, стрессовой учебы, затем год изнурительной стажировки – работай до ночи, получай гроши, едва на еду хватает. Может, и не хватает, если судить по твоим выпирающим ребрам. А сейчас ты на финишной прямой, в нескольких шагах от своей цели, вменяемой зарплаты, достойной жизни. О чем ты думаешь вообще? Полагаешь, я с тобой шутки шучу? Не надейся, что я отступлюсь от своих слов. Не рассчитывай на мое милосердие. Я…
Он опустился перед ней на колени и притянул к себе ее дрожащую, сжатую в кулак руку. Надишь судорожно прижала к себе халат второй рукой.
– Ты же не заставишь меня поступить с тобой так жестоко, – прошептал Ясень. – Ты же умная девочка. Ты не разрушишь свою жизнь из-за такой, в сущности, ерунды…
Он посмотрел ей в глаза – нежно, почти просительно, – и Надишь начала рыдать. Никогда в жизни она ни перед кем не плакала, даже в детстве, а тут все случилось само собой. Раз – и по лицу текут потоки слез.
– Нади… – он притянул ее к себе, и она, разумеется, заплакала громче.
– Отпусти меня… – прохрипела Надишь, давясь собственными слезами.
Он молчал, поглаживая ее волосы.
– Отпусти меня, – упрямо повторила Надишь и зажмурилась. Даже сквозь стиснутые веки слезы умудрялись протискиваться и ползли вдоль носа к подбородку.
Ладонь Ясеня спустилась к ее спине, оглаживая круговыми движениями.
– Все пошло не так… – тихо произнес он. – Я не рассчитывал на столь негативную реакцию.
А что, он полагал, получится из его подлой затеи?
Надишь попыталась отодвинуться.
– Пожалуйста, отпусти меня… – попросила она. В этой ситуации все решал он. Ей оставалось только умолять.
– Ладно, – произнес Ясень, наконец-то отстранившись. – Ладно. Я позволю тебе уйти.
– Правда? – вздрогнула Надишь.
– Но сначала ты успокоишься.
У нее задрожал подбородок.
– Я не могу успокоиться. Я хочу уйти прямо сейчас. Я успокоюсь потом. Дома.
– Нет, я не отпущу тебя в таком состоянии. Бокал вина тебе поможет…
– Я не пью вино, – возразила Надишь.
Кшаанцы не пили вино, любой алкоголь. Ровеннцы пили. После особо напряженной смены ровеннские врачи могли задержаться и распить для снятия стресса бутылочку. Но кшаанский и ровеннский персонал не общались между собой, и уж тем более не устраивали совместные попойки.