– Но я был осторожен и ничего тебе не повредил, – продолжил Ясень. – Я использовал лубрикант и не кончал внутрь. Не будет никаких последствий, можешь не беспокоиться…
На секунду ей показалось, что она не выдержит. Вот сейчас она рухнет на пол и снова начнет рыдать перед этим чудовищем. Но она выстояла и вместо истерики произнесла неживым голосом:
– Это замечательно. Ты потрясающий человек. Теперь я могу идти?
Она застегнула на себе пояс, наскоро заплела мокрые волосы в косу и развернулась к двери.
– Ты уверена? – спросил Ясень. – Ты кажешься ослабшей. Я отвезу тебя.
– Спасибо. Доберусь сама, – Надишь повернула ручку на двери. Что-то щелкнуло внутри, но дверь не растворилась. Надишь истерически задергала ручку.
Ясень положил ладонь ей на плечо.
– Убери от меня руки! – подскочив, выкрикнула Надишь.
Она была близка к тому, чтобы вцепиться ему в морду, выцарапать глаза, располосовать щеки в клочья. Плевать, что после этого сделает с ней он и все последующие ровеннцы.
Ясень отпрянул.
– Я просто хотел помочь тебе с дверью, – сказал он, произнося слова медленно и отчетливо.
Надишь шагнула в сторону. Ясень повернул маленькую рукоятку над дверной ручкой, отпер дверь и выпустил Надишь наружу. Уже стоя в коридоре, Надишь повернулась и посмотрела на него.
– Я никогда не прощу тебя за то, что ты сделал. Слышишь? Я всегда буду тебя ненавидеть.
– О нет, однажды ты простишь меня. Может быть, ты даже решишь, что рада, что все это с тобой случилось, – ответил Ясень, и, прежде чем дверь захлопнулась, Надишь успела заметить на его лице ненавистную, типично ровеннскую невозмутимость.
Стоя в лифте и отслеживая смену этажей на табло, она тяжело дышала. В вестибюле ее проводил презрительным взглядом консьерж. Теперь она мусор. Ей не стать снова человеком. Пошатываясь, она добрела до автобусной остановки и упала на заплеванную лавочку дожидаться автобуса. Автобус пришел и ушел, а она проводила его пустым взглядом, лишь потом сообразив, что ей следовало бы сейчас находиться внутри. Следующий подошел через полчаса. Опустившись на сиденье, она прижалась головой к грязному оконному стеклу и закрыла глаза. Ей было так плохо, что хотелось умереть.
После просторной квартиры Ясеня собственная комнатушка показалась убогой и совсем крошечной – будто предназначалась для маленького животного. Надишь сбросила сандалии и легла. Она могла бы поплакать о случившемся, но что бы это изменило? Она уже рыдала вчера. Ее это не спасло. От кожи пахло дорогим мылом. И все же сейчас она чувствовала, что никогда не сможет отмыться от грязи, что, казалось, облепила ее всю.