* * *
А вот кто страшный человек – так это Никита Михалков, особливо для женского полу. Что он с ими делает! Вот моя, к примеру, старуха как увидит его, столбом встанет и ни рукой, ни ногой. Я ей: “Окстись, дура, побойся Бога!” А глаз у его прямо нутро сверлит. Во какой мужик. Голос-то у его мягкий, но с железом. И что больше гипнозу дает – глаз али голос – не понять. Тут его кино по телевизии было. Про генерала али маршала какого. Сильная вещь. Одно плохо – зачем он нам ету, как сказать, сексу показал. Она-то по-русски по-другому называется, ну, ты знаешь. Срам, да и только, такую вещь испортил. Ты вот будешь там в залах, али в посольствах каких, ты скажи ему, мол, народ, Никитушка, этого не любит. Ты же русский, мол, человек. Пущай другие позорятся. Мы к соседям ходим телевизию смотреть, когда наша откажет. А там бабы, ребятишки. Глаза не знаешь, куда девать. Вот так-то, брат, прости, Господи.
* * *
Другой раз спрашивают меня: “Ты сам-то из каких же, дед, мест будешь?” Санданский я. Местность такая есть, Санданская. Вот там мы с моей старухой и сошлись. И чего я ей приглянулся? Сама-то она и сейчас ничего себе будет, только вот лёгкую застудила. А тогда – ух ты! Что петь, что пироги печь – первая была. Частушки выдумывать тоже любила. Это она и посейчас. Тут давеча выдумала, мол, не того любите, девки, у кого большой, этот, как его, карман. А того, говорит, любите, девки, кто не делает обман. Я ей: “Дура, кто сейчас обман-то не делает, пойди, найди его”. Но смысла правильная.
* * *
Вот опять же на Москве кажный себя выпячивает. А есть люди истинные, без шуму. Мужик там один есть, скультуры делает из глины, ну, там, лепит баб, мужиков, коней, фигуры разные. В пальцах у его понятия есть, как чего лепить, талан. И работает он, говорят, с утра и до вечера. Поспит маненько – и опять лепить. Про его весь свет знает. Вот сделали раз выставку. Расставили его фигуры. Люди ходят, спрашивают: “А кто эту фигуру сделал?” А им ответ, мол, автор неизвестный. “А эту кто фигуру сделал?” А им опять – неизвестный. Люди понять не могут, в чем дело. А это у его фамилие такое, а никто ж не знает. А он, шельма, меж ими ходит, да в усы усмехается. А может и нет у него усов-то, а одна борода, я не видел, а врать не хочу. А глаз, говорят, у его острый, да быстрый, все примечает, где бугор, а где яма. Вот он каков, Неизвестный этот.