– Почему именно Иллюзий? – позволяя своему телу вольность, я подалась навстречу следующему прикосновению; теперь пальцы скользнули вниз, вдоль шеи.
– Вы так легко меняетесь. И никогда не угадаешь, где под всеми этими слоями настоящее лицо, и есть ли оно вообще…
– Любите загадки, дор Керц? – светски улыбнулась я.
– Люблю отгадки, – в тон мне улыбнулся мужчина. – И, пожалуйста, называй меня Дайрон. Ты же должна изучить меня получше, чтобы иллюзия была достоверной? Лейла Шаль‑ай‑Грас. Красивое у тебя имя.
– У тебя тоже… Дайрон, – невозмутимо приняла я правила игры. Главное правило иллюзий – видение должно соответствовать ожиданиям. Дор знает, что его прикосновения будут приятны. У меня есть два варианта: смущение и ложь или откровенность и немного смелости. Второй опасен – танец на лезвии. Но первый куда хуже, потому что есть риск пробудить в Тай‑ай‑Арселе подлинный интерес. – И насколько хорошо ты хочешь быть мной изученным? – иронично хмыкнула я.
– Какая формулировка, – промурлыкал он, обдавая теплым дыханием ухо. – Как жалко, что у нас с тобой всего три дня. Но мы ведь начнем сразу?
– Да, конечно, – с придыханием проговорила в близкие губы мужчины. В этот момент экипаж дернулся, останавливаясь, и наши губы не соприкоснулись лишь чудом. – С бальной залы и прилегающих коридоров, – завершила я, отстраняясь.
Проводив меня взглядом, дор Керц рассмеялся.
– Желание дамы – закон, – шутовски раскланялся он и выскользнул в приоткрытую лакеем дверцу, после чего повернулся и помог выбраться мне. Экипаж, пропыхтев что‑то на прощание, покатился к крытому навесу.
Хозяин не торопил меня, пока я с интересом озиралась, стоя на вершине широкой пологой лестницы. Высокий глухой забор, опоясывавший дворец и просторный сад, изнутри был невидим без всякой магии, такой эффект создавали плющ и деревья. Широкая подъездная дорога, посыпанная гравием, стрелой пронзала невысокий зеленый лабиринт. Хитросплетения выложенных разными сортами мрамора дорожек создавали причудливый узор, обрамленный самшитом и можжевельником, а небольшие увитые плющом беседки и арки казались яркими цветами. Сколь дурная ни была у этого места репутация, при свете жаркого зимнего солнца оно выглядело весьма респектабельным произведением искусства.
Впрочем, как и сам дворец. Мрамор, цветами от молочно‑белого до полночно‑синего и от нежно‑розового до багряного, был подобран с великим тщанием. Казалось, где‑то внутри дворца садится солнце, озаряющее последними лучами пол и стены, тогда как витые купола башен тонут в наступающем мраке.