Рапунцель (руководитель фонда помощи девочкам с длинными волосами),
Спящая Красавица (эксперт по сну и осознанным сновидениям),
И Красная Шапочка с бабушкой – теперь путешествующие блогеры.
Каждая героиня должна была рассказать одну историю:
не ту, которую знают с детства,
а ту, что случилась потом.
– Истину сказки, – называл это ведущий, старенький гном в очках.
– Мы начнём с Белоснежки, – прозвучало со сцены.
Белоснежка встала.
Немного дрожала. Но в глазах – был свет.
– Когда я проснулась в новом мире, – начала она, – мне никто не сказал, кто я.
Меня не узнали. Я мыла посуду, искала работу, училась.
Но любовь осталась. И песня – осталась.
Я поняла: всякое пробуждение – только начало.
Зал замер. Потом – зааплодировал.
Золушка встала рядом.
– А я… родила близнецов, управляю батальоном и всё ещё ищу туфлю.
– Но, – добавила она, – главное, я научилась говорить “нет”, когда мне говорят “будь потише”.
Смех. Шум. Радость.
Бал продолжался до рассвета.
Но это была не просто ночь танцев, пирожных и фанфар.
Это была ночь правды.
Каждая героиня открывала часть себя – не вымышленную, не книжную, а настоящую.
Когда Белоснежка вернулась домой, она взяла свой дневник и написала:
“Я больше не боюсь просыпаться.
Потому что теперь я знаю:
сказка – это не то, что было.
А то, что мы делаем сами – каждый день.
С любовью. С песней. И иногда с капелькой волшебства.”
Акварель. На балу королев, когда свет фонарей отражался в хрустале морских ожерелий, Русалочка поднялась с места.
Тонкая, сильная, с глазами цвета прибоя, она встала рядом с Белоснежкой и Золушкой.
– Моё имя вы знаете. Но сегодня я пришла рассказать о ней.
О моей дочери. Её зовут Акварель.
– После того, как моя сказка закончилась, – начала Русалочка, – я ушла вглубь морей.
А потому что выбрала себя. Я плавала далеко, в одиночестве, пока однажды не услышала внутри себя песню —
тихую, но упрямую, как жемчужина в раковине.
Эта песня просила: научись любить снова.
Так появилась она – Акварель.
Я не знаю, откуда именно она пришла. Может, из самой музыки, из моего сердца, из морской пены и солнца.
Но однажды я проснулась – и держала её в руках. Акварель была другой.
Она могла жить и в воде, и на суше.
Она рисовала дождём. Говорила с чайками. Слушала музыку в камнях.
И задавала слишком много вопросов:
– Мам, почему ты молчала, когда они тебе сказали: "Ты должна молчать"?