Наконец веки поддались. Вокруг была кромешная, непроглядная тьма. Ни единого просвета, ни лучика света. Лена несколько раз моргнула, пытаясь привыкнуть, но ничего не менялось. Только пустота. Она пошевелилась. Тело болело, как после марафонского забега, особенно ныли мышцы шеи и спины. Она лежала на чём-то твёрдом, возможно, на старом тонком матрасе, покрытом тонкой простынёй. Воздух в комнате был тяжелым, затхлым, с легким запахом сырости и чего-то неопределенного, неприятного.
Паника начала зарождаться где-то глубоко внутри, медленно, словно ледяная вода, поднимаясь по венам. Лена попыталась встать. Ноги подкосились, она споткнулась и чуть не упала. Руки вытянулись вперед, нащупывая что-то. Стены. Голые, холодные, шершавые стены. Она провела ладонью по поверхности – бетон? Или что-то похожее. Ни обоев, ни картин, ни окон. Только глухая, мертвая стена.
Она сделала несколько шагов наугад, касаясь стен, чтобы не сбиться с пути. Комната казалась маленькой, замкнутой. С каждой секундой паника нарастала, превращаясь в пульсирующий, леденящий ужас. Где же дверь? Наконец пальцы нащупали что-то вертикальное, гладкое. Дверь. Лена схватилась за ручку. Повернула. Мёртвое, глухое клацанье. Заперто.
Она начала стучать. Сначала тихо, потом сильнее, отчаяннее. Кулаки отбивали глухой ритм по дереву, а пальцы уже болели.
– Эй! Откройте! – голос Лены был хриплым, слабым, но она кричала изо всех сил. – Есть кто-нибудь?!
Тишина. Мёртвая, давящая тишина, которая, казалось, поглощала крики. Только гулкий стук собственного сердца, отдающийся в ушах.
Лена почувствовала, как по щекам текут слезы. Не от боли, не от страха, а от осознания безысходности. Она снова и снова пыталась распахнуть дверь, дергала за ручку, колотила кулаками, кричала, пока не сорвала голос.
И тут, в этот момент отчаяния, раздался щелчок. Щелчок ключа в замке.
Лена отшатнулась от двери, пытаясь разглядеть что-то в кромешной тьме. Ей показалось, что она увидела слабый просвет, ночной воздух, проникающий из коридора. Но этот свет был слишком слабым, чтобы осветить комнату, он лишь выхватил из темноты массивный силуэт, который медленно вошёл в проём.
Это был Григорий. Бугай со скорпионом на шее. Его фигура заполнила проём, лишая Лену последней надежды. В его глазах, которые она могла различить в скудном свете из коридора, не было ничего, кроме холодной, бесстрастной пустоты. Как будто он смотрел не на живого человека, а на очередной предмет. Лена почувствовала, как кровь стынет в жилах.