Я все еще помню то утро, когда вошел в комнату родителей и увидел отца, растрепанного и опустошенного, обнимающего, как мне показалось, спящую жену. Я знал, что мама больна, но не ведал насколько. Забрался к ним на кровать и лег рядом, прижимаясь к уже холодному телу. А потом зазвонил телефон. Не вставая с постели, отец взял трубку и сообщил неизвестному мне человеку, что Анна ночью умерла. Он поцеловал ее в висок и поднялся с кровати, стаскивая и меня.
Никогда не забуду тот день. Тогда я потерял единственного человека, который меня любил всяким и поощрял любую глупость как способ самовыражения.
В ночь после похорон со мной спала бабушка Нина – ее мама. Мы долго плакали, а потом она уснула, а я вышел в коридор в поисках отца. Он сидел в своем кабинете за письменным столом и пил. Что – не знаю, помню лишь красивую бутылку с янтарной жидкостью внутри. Я прошел без спросу, и он жестом разрешил мне забраться к нему на колени. Прижал и поцеловал в макушку. А на столе стояло фото мамы. Она улыбалась нам обоим такой легкой и светлой улыбкой, какой я не видел более ни у кого. Я тихо заплакал и почувствовал, как, кусая губы, он пытается сдержаться, запрокидывает голову, словно боясь потока слез. Тогда я чувствовал его тепло в последний раз.
Отец ушел в работу и, воодушевившись благосклонностью судьбы, стал продвигаться все дальше по карьерной лестнице, пока, наконец, не дошел до ныне действующей должности. Теперь он для меня недосягаем. Так следом за матерью я потерял и отца. Он, конечно, так не считает: постоянно бросает мне в лицо собственные заслуги, ставшие частью нашей жизни и преобразившие ее. И всей душой надеется, что однажды я поменяю свое отношение к жизни и наконец начну благодарить судьбу, а не проклинать. Хотя порой кажется, что я и впрямь не вправе этого делать. Ведь у меня есть если не все, то многое: шикарный дом в коттеджном поселке на Новорижском шоссе, полный достаток и возможность жить жизнью золотой молодежи, но эта жизнь меня не привлекает.
Мне идет двадцатый год. Я учусь в престижном университете, куда определил меня мой вездесущий папаша. Осваиваю юриспруденцию – по его велению. Ведь быть художником, как он считает, в наше время значит голодать. Это – хобби, не профессия, но это действо завораживает меня, успокаивает и дает силы жить. Я готов рисовать даже мелками на асфальте, лишь бы рисовать. Предусмотрительно скрываю от отца свое увлечение, заставляющее его прекрасное лицо кривиться в неодобрении. Даже в граффити себя попробовать успел. Порой рисую карикатуры назойливых политиков, высмеивая их лозунги. Однажды и папенька попался мне под горячую руку. Благо он не знает, кто творец. Прибил бы, как муху на подоконнике.