– Тот, с кем мы завтра столкнёмся, есть тварь богомерзкая, не по воле Господней рождённая и потому не имеющая души. И сказано у пророка Еноха: «И ангелы, сыны неба увидели их, и сказали друг другу: «давайте выберем себе жён в среде сынов человеческих и родим себе детей». Это существо, вид имеет человеческий, но роста не менее сажени, и силой наделён во истину исполинской, не токмо физической, но и над разумом людским. Он – последний нефилим на этой земле, сын князя падших ангелов Шамхазая и земной женщины по имени Иштар, которая овладела тайными знаниями и пыталась попасть в небесные покои Господа Бога нашего, но была уличена в коварстве, блуде и колдовстве и низвергнута на землю, где приобрела небывалую силу среди шумеров и аккадцев, была признана этим богоотступническими народами как богиня войны и плодородия. И потому вот я, Епископ Иосиф Оранский, пред святой иконой благочестивой и непорочной Матери Господней, перед святыми дарами говорю тебе воевода: буде душа твоя начнёт метаться в тяжёлом выборе, не остановись, не смутись сложностью решения, занеси свой клинок и бей, значение имеет только поставленная цель, иное всё то от лукавого.
– Всё исполню, отче, не изволь сомневаться.
Когда полог шатра опустился за ушедшим воеводою, Епископ Оранский остался один на один со своими мыслями. Не было сомнений в правильности выбранного решения, не возникали сожаления в выборе вообще всего пути земного, ибо что может быть достойней службы Богу… Да всё было взвешено и решено, душа и дух Иосифа пребывала в покое, не колебались подобно огоньку масляной лампадки, на походном иконостасе, выполненном великими итальянскими мастерами, украшенном серебряными окладами, не тревожилась нечаянно обдуваемая лёгкими и капризными сквознями, закрадывающимися словно ярмарочный тать в карманы беспечных купцов, в многочисленные щели походного шатра. Тяжёлой тенью поднялся со своего кресла великий схимник, облачённой в широкую чернённую рясу, украшением которой являлись вшитые Афонскими насельниками кресты и слова молитв, под того же цвета широкой мантией, увенчанную глубоким куколем полностью скрывающим лицо священника, укрытый тяжёлым расшитым православными крестами и строками из псалмов, параманом, который, к слову сказать, больше напоминал доспех воина, да по сути и являлся оным, так как под чернённой материей скрывалось три слоя воловьей кожи с переплетёнными, кованными под заказ, с соблюдением всех древних обрядов, когда каждый удар коваля сопровождался молитвой монахов – схимников и трижды закалявшимися в святой воде, булатными кольцами. В два широких шага пересёк пространство, разделяющее его с иконостасом, опустился на одно колено, что выдавало в нём привычки из той, прежне жизни, и говорило о том, что к великой Заступнице обращается скорее воин, чем смиренный монах. Замер.