Открываю глаза. Я на больничной койке. Пытаюсь говорить, но бесполезно, меня никто не слышит. Я говорю, а меня не понимают. Тело моё превратилось в скелет, покрытый кожей, но я ещё могу вставать, ходить. Руки мои не могут держать ложку: на правой руке оторвало два пальца, а на левой – пальцы не разгибаются. Трогаю голову и понимаю, что в черепе дыра, покрытая кожей и волосами. Жутко хочется есть, но всё, что в меня вливают через зонд, тут же фонтанирует обратно.
Тело моё, ты что творишь? Ты что творишь? Сжалься, задержи хоть малую толику еды. Я такой голодный!
Сколько прошло времени? Сколько я путешествую по госпиталям? Время, суетливое время, остановило для меня свой бег. Как поесть? Как поесть? На повестке только один вопрос: как поесть?
Кто бы мог подумать и сказать мне несколько лет назад, что я, высокий стройный красавчик, буду лежать на другом краю света от дома и умирать с голоду. Я, Дон Жуан, буду мечтать о каше!!! Неважно, какой каше: сладкой или солёной, важно, чтобы каша зашла и не вышла. Силы покидают, и гордость засыпает, и я не могу самостоятельно ходить в туалет, и памперс уже не спасает от протекания. Господи, за что мне всё это? Чем прогневил тебя?
В очередной раз меня поднимают бойцы, сажают в кресло и везут в помывочную. Потом укладывают на деревянный стол. Этот стол напоминает мне голгофу.
– Больно, – шепчу я.
– Господи, Игорь, ты умеешь говорить? – слышу я голос в ответ. – Дайте что-нибудь, бойцу больно!
Мне подкладывают под крестец надувную подушку, и боль уходит.
Меня моют две женщины: намыливают, обдают водой из ковша и приговаривают: «Куда вода, туда и печали. Куда вода, туда и болезни. Господи, помоги Игорю поправиться килограмм на десять, а лучше на пятнадцать». Потом обтирают осторожно полотенцем, накрывают простынёй, и бойцы сажают меня в кресло и увозят в палату.
«Да, я грешен. Прости меня, Господи, и помоги мне».
И вот передо мной она. Самая прекрасная женщина на свете с овсяной кашей в руках. С самой вкусной кашей в мире.
Господи, ты услышал мои молитвы! А может, это мираж? Может, мне уже кажется?
Эта Мадонна небесная стоит передо мной в маске, в фартуке, а на руки надеты резиновые перчатки. Начинает меня кормить из ложечки. Каша, как обычно это со мной бывает, пытается выпрыгнуть из меня после каждой ложки, а Мадонна говорит мне: «Э, Игорёк, это хитрая каша, волшебная, эта не выпрыгнет».