На рабочем столе компьютера висит одна-единственная иконка: текущие дела. Если открыть программу, то там, в серой таблице, встретишь круглый ноль. Дырку от бублика. Такой вот район, ничего в нём не происходит. Даже мелких краж. И в этом спокойном районе находится настолько бесполезный отдел, что на него смотрят сверху все, кому не лень. Если есть анекдот про полицейских, то непременно в нём будет упомянут участок девятьсот восемнадцать, в котором работает Ён. Причём упомянут не в лучшем свете.
Из-за того, что заняться здесь нечем, работникам в девятьсот восемнадцатом подразделении предписаны несколько иные обязанности, чем имеются в обычных. Разграничений по роду деятельности нет. Они даже сами убирают помещение. Обычно есть расписание, но когда приходят смены Ёна, оно не нужно. Всегда убирает за всеми он, он же бегает за едой и кофе, если кому-то вдруг взбредёт в голову сделать заказ из заведения, откуда доставка до их участка невозможна.
В общем, подразделение девятьсот восемнадцать в глазах общественности это самая никчёмная вещь в городе. В этом уверены и обычные жители, и сами сотрудники правоохранительных органов. И не поспоришь, ведь в участке только и остаётся что тухнуть в духоте и сонливости. А жара в этом году выдалась действительно тяжёлой. И запашок в придачу имеет, этакое смешение пота и захимиченного донельзя кофе. Она с вроде как исключительной избирательностью собирается вокруг Ёна – порой обнимает, крепко-крепко, аж дышать нечем, – и потому больше всего воняет от его стола.
– Это из-за того, что ты жирный, – заметила как-то Лия, сбросив со счетов то, что его рабочее место расположено препротивнейшим образом: далеко от окон и кондиционеров, в самом углу. – Фи! Мимо тебя и проходить-то не хочется!
Ён никогда не отвечает. Обычно он просто пялится в монитор. И сейчас себе не изменяет – мозолит глазами эти самые «0 запросов». Надежда на то, что появится хоть маломальское дельце, обычно не покидает до последней минуты смены.
– Даже если что-то и подвернётся, – говорит Че Баль, – преступника сможешь поймать, разве что, увидев тебя, он со смеха повалится.
Не то чтобы Ён имеет право злиться или спорить с теми, кто очевидно и целенаправленно указывает на его недостатки. Чтобы общество оставалось идеальным, нужно следовать установленным правилам, а если отходишь от них, будь готов к последствиям. Ён не собирается проживать роль смутьяна или бунтаря. Просто в голове у него не укладывается, даже после многочисленных нравоучений, зачем себя перекраивать под чужие вкусы, хотя они, эти вкусы, и признаны на государственном уровне «эстетически верными». Чёрт знает, почему не укладывается. Ён и рад бы понять и исправиться, да не получается.