-У нас не было выбора, ты же знаешь, в городе начинали стрелять.
-Затащила нас в такую дыру! Без горячей воды, без ванной, из окон свищет, кругом мыши и тараканы. Дура! Настоящая дура! – говорит он ей, а в ответ я слышу, как мама тихо плачет, в свой день рождения. Папа кричит за дверью, а глухие удары повторяются.
Вспышка.
Я сижу на стуле, болтая ногами, и раскрашиваю за столом оленёнка Бэмби.
Мама поёт какую-то песенку, а потом кричит из кухни папе: «Серёжа, сходи, пожалуйста, в подвал за картошкой, на ужин не хватит, а Андрюша просил пожарить»!
-А почему ты сейчас это говоришь? В воскресенье не могла, когда я туда спускался? –грубо отвечает ей отец по пути на кухню, закрывая за собой дверь.
Моё сердце застывает, а живот сжимается.
-Извини, я не знала, что ты ходил, приготовлю что-нибудь другое.
-Нет, объясни, почему тебе обязательно надо меня напрягать, а? Сходи-принеси! Нравится командовать? Всё решать хочешь?
-Я не хотела. Не ходи, поедим гречку.
-Гречку! Ты сказала, гречку? Знаешь же, я ненавижу гречку. Гадина! – голос отца закипал, после стихал и становился стальным и низким. -Я тебя ненавижу. Поганая хозяйка, такая же поганая мать и жена.
Его внезапная ярость проявлялась в синяках и ржавых пятнах на маминых руках, шее и груди.
Внутри моего живота ноет тьма, она, как ядовитая змея, закручивается в спираль и выходит через ноздри, уши, горло и рот, накрывая всю квартиру густой, вязкой чернотой.
Пожалуйста, пусть ничего не происходит, пусть время замрёт.
Пытаюсь вдохнуть тьму обратно, вместе с маминой болью и слезами.
Вспышка.
Я под стулом, щекой лежу на холодном твёрдом полу и вижу каждую иголку, от новогодней ёлки, застрявшую в ковре, сжимаю в руке синий карандаш и слушаю тишину.
Не хочу, чтобы её нарушили. Пожалуйста, время остановись, иначе зло вернется.
Пью из гранёного стакана напиток моего детства, воду с каплями валерьянки.
Мой добрый папа, называвший меня ласточкой, вдруг превращался в чудовище. Никто не знал, от чего он вспыхнет, и когда. Я боялась громко ходить, дышать, говорить и жить.
Выпутавшись из постели, я прогнала тьму, включила торшер и села в кресло, поджав под себя ноги.
Если все мужчины добрые и спокойные только с виду, но стоит лишь закрыться двери, они становятся демонами? И мой жених такой же, как отец? Что если он будет оставлять на мне синяки, когда сделаю что-то не так? Я боялась снова испытать эту боль в животе, ноющую и сдавливающую дрожь. Почему мама оставалась с отцом, терпела? Потому что любила? Смогу ли я простить, смогу ли любить? Другой человек – это пропасть: пустая или заполненная водой. Прыгнув в неё, ты разобьёшься или окунёшься в ласковое прозрачное озеро. Слушай своё сердце, говорят люди, а что же слушала моя мама, не его ли? Значит, оно может ошибаться? И мне пора уходить.