Наконец, в замке раздался долгожданный звук поворачиваемого ключа – металлический, резкий, вселяющий одновременно отчаянную надежду и первобытный ужас. Сердце моё пропустило удар, а затем забилось с удвоенной силой, во рту мгновенно пересохло ещё сильнее, а руки задрожали так, что я вынуждена была сжать их в кулаки.
В комнату вошли двое – словно вырванные из страниц криминальной хроники персонажи из самых жутких бандитских фильмов 90-х: бритоголовые, с буграми мышц под облегающими футболками, в кожаных куртках, пропахших табаком и дешевым одеколоном, смешанным с кислым запахом немытых тел. Лица у обоих были словно вырезаны топором из грязного, серого камня – грубые, с тяжелыми челюстями и маленькими, глубоко посаженными глазами, в которых читалось пугающее, почти нечеловеческое безразличие. Никогда не думала, что увижу таких вживую – они казались порождением ночных кошмаров, материализовавшихся в реальности.
– О-о-о, детка, – с похабной ухмылкой, обнажающей желтые зубы, протянул один из них, разглядывая меня, как товар на рынке. Его взгляд, липкий и грязный, ползал по моему телу, задерживаясь на самых интимных местах, словно пятная меня невидимой грязью. И от этого взгляда хотелось съежиться, исчезнуть, раствориться в воздухе, содрать с себя кожу, лишь бы не чувствовать этого омерзительного, оскверняющего прикосновения.
– Пожалуйста, отпустите, – взмолилась я, из последних сил сдерживая рыдания, комом застрявшие в горле и грозящие перерасти в истерический крик.
– Прости, малышка, – протянул второй, покачав головой с деланным сочувствием, но в глазах, холодных как лед, плясали дьявольские огоньки, выдававшие извращённое удовольствие от моего страдания. – Ты останешься здесь навсегда. Добро пожаловать в твой новый дом, – добавил он с жестокой усмешкой, от которой кровь стыла в жилах, а сердце на мгновение замерло от ужаса.
– Нет… нет! У меня сын! Меня ищут! – в отчаянии воскликнула я, вскочив на ноги и ринувшись на одного с яростью загнанного в угол животного. Я заколотила кулаками по его груди в жесте отчаянной мольбы, чувствуя, как каждый удар отдаётся болью в моих уже покалеченных руках, но в его стеклянных глазах не промелькнуло даже тени жалости или узнавания человеческого страдания. Только холодное, расчетливое безразличие и что-то еще – какое-то извращенное, почти сексуальное удовольствие от моего страдания, заставившее меня похолодеть от пронизывающего страха.