Только глаза выдавали его истинную сущность – ледяные, безжалостные, как у хищника, выслеживающего добычу. Они смотрели сквозь меня, анализируя, просчитывая, оценивая, словно я была не живым человеком, а набором цифр в уравнении. В них не было ни капли человеческого тепла или сострадания, лишь холодный расчёт и неприкрытое удовольствие от власти над чужой жизнью, от возможности растоптать кого-то.
– Вижу, ты стала сговорчивее, – произнёс он, рассматривая меня как насекомое под микроскопом, прежде чем пронзить его булавкой. Его голос был мягким, бархатным, почти гипнотическим, обволакивающим, как дорогой виски, что делало контраст с его глазами еще более пугающим и противоестественным. – Теперь можем поговорить о деле. Кофе? Воды?
Предложение прозвучало издевательски вежливо, как если бы он предлагал прохладительные напитки утопающему. На столике рядом с ним стояла изящная фарфоровая чашка, от которой поднимался ароматный пар, дразнящий мои пересохшие, потрескавшиеся губы, напоминая о мире обычных людей, где пьют кофе, а не истекают кровью на бетонном полу. Я с трудом сглотнула, почувствовав, как саднит горло, как будто я проглотила наждачную бумагу. Распухшее лицо пульсировало в такт сердцебиению, как один сплошной синяк, в ушах стоял монотонный звон, напоминающий отдаленный погребальный колокол, а в глазах плавали тёмные пятна, мешающие сфокусироваться, словно я смотрела на мир сквозь грязное, треснувшее стекло.
– Твой муж, Кирилл, – усмехнулся мужчина, растягивая имя, смакуя каждый слог, как дорогое вино, которое перекатывают на языке перед тем, как проглотить, – задолжал мне крупную сумму. Очень крупную. Даже по меркам человека моего калибра. – Он сделал паузу, наблюдая за моей реакцией с любопытством натуралиста, изучающего поведение редкого вида в момент стресса. – А потом решил сбежать с моими деньгами. Неразумно, правда? Крайне… недальновидно.
Мне хотелось рассмеяться от абсурдности ситуации, но смех обернулся бы рыданиями. Какой муж? Мы с Кириллом уже три года как в разводе. Он появлялся раз в полгода набегом – якобы пообщаться с сыном, но больше времени проводил, уткнувшись в телефон, чем действительно разговаривая с Денисом или интересуясь его жизнью. Очередная сделка, очередной проект, всегда что-то важнее собственного ребенка. Он давно стал для нас чужим человеком, с которым нас связывал лишь штамп в свидетельстве о рождении Дениса, а теперь из-за него эти проблемы? Во что же он вляпался? Во что нас втянул?