– Меня Дима.
– Оу! – удивлённо посмотрела на меня Люба, словно на памятник Владимира Высоцкого или Виктора Цоя, продолжила:
– Ты мой любимый!
"Чёрт! Что вообще происходит с самого дня? Нет, это уже какой-то перебор с любви от Любы. Возможно, имя Люба означает "любимая"? Не знаю…" – а пока я размышлял, словно загипнотизированный над мыслями, передо мной стояла взрослая женщина с косичкой, в пионерской форме, очень худое телосложение, спросила:
– Дима! Что ты стоишь?
Сбив мысли, я спросил:
– Что? Что-то хотели?
– Да, хотели… А дальше я не слушал, потому что она рассказывала правила в лагере, а я всё знаю. Зачем рассказывать мне об одном и том же? Когда она закончила рассказывать правила, спросила:
– Всё понял?
Я решил ответить:
– Всё я понял, Ольга Дмитриевна!
– Вот и хорошо, что ты всё понял. – ответила Ольга Дмитриевна и ушла неизвестно куда, и девочки тоже куда-то ушли, а сам оставил свой портфель в домике и решил прогуляться по лагерю.
На улице стояла невыносимая жара, что я аж еле-еле ходил на ногах, так одет же по-зимнему, и что теперь? Уже был готов упасть на свежескошенную траву животом вниз и просто испариться, словно призрак в американских фильмах, который порой то появлялся, то испарялся… Но, к моему удивлению, меня нашла Саша и беспокойным голосом будила:
– Дима! Димочка-а-а! Я развернулся на спину, заметив, что ещё жив, заиканно спросила:
– Т-т-ты зачем напугал меня?
– Что напугал тебя? – не понимая ничего, спросил я.
– Как? А вот ты просто ушёл, не предупредив меня, везде искала, думая, что ты сбежал далеко от лагеря…
Я ничего не ответил и смотрел, как Саша сидела на колени передо мной и уже была готова разрыдаться. Почему разрыдаться? Да потому что её глаза были так мокры, будто ты стоишь под дождём возле дома своей любимой девушки и ждёшь, когда она выйдет… А пока я "летал на седьмых облаках", Саша выпускала свои горькие слёзы и расплакалась. Из-за чего? Без всяких слов я утешал её, обнял так мягче и думал: да чтобы моя душа ударила меня об железные рельса по голове, потому что я – хам, в первый же день довёл самую красивую для меня девочку Сашу, от которого мне "перекрыли кислород" рядом с ней. А когда я встал тоже на колени и обнял Сашу, она тоже в ответ схватила за мою талию и прижала голову к моей груди, лишь слегка повизгивала, потихоньку успокаивалась, в конце концов мне удалось успокоить, и она, шмыгая носом, спросила: