Во второй раз выйти замуж повезло только матери Ивонн, Клементине. Как будто вознаграждая четыре поколения женщин, которые, однажды познав настоящую любовь, остались один на один с этим жестоким миром. Она встретила своего второго мужа на ярмарке в Арле. С тех пор они были неразлучны, а Ивонн обрела отца.
Девочка родилась крошечной, всего два с половиной килограмма, с гипоксией. Она неделю пролежала в реанимации, в инкубаторе, врачи всерьёз опасались за её жизнь. После выписки из больницы она очень часто болела, жалобно пищала сутки напролёт, привлекая внимание взрослых, и, казалось, хваталась за жизнь всем своим тщедушным существом.
Девяти месяцев от роду Ивонн начала ходить, в десять – произнесла первое слово, а в полтора года, надев рыжий парик и новое платье, пошла бродить по городу, чем вызвала переполох у половины населения района.
Многие соседи тогда бросились на поиски, хотя откровенно недолюбливали девочку. Они не на шутку побаивались её пронзительного, оценивающего взгляда и её односложных, но порой очень точно попадавших в цель комментариев.
– Мама, а почему я должна здороваться с этой тётей, она ведь меня ненавидит? А что если я не хочу? – после такого рода вопросов дочери мать обычно краснела и извинялась, а люди прозвали девочку дикаркой и невоспитанным ребёнком.
По имени люди называли её редко, а бабушка ласково называла Ивонкой или Ивой. Мама, современная молодая женщина, родившаяся во Франции во втором поколении и не совсем понимавшая стремление бабушки прививать ребёнку дворянское воспитание и русские традиции, звала её Джо или Джоан, когда сердилась.
А сердиться ей приходилось довольно часто, потому как тот случай с париком и прогулкой в гордом одиночестве по городу, стоивший ей пряди седых волос, был далеко не единственной подобной выходкой её дочери.
Когда через три часа поисков девочку наконец обнаружили на окраине и бабуля спросила её, зачем она ушла гулять на улицу одна, Ивонн, как будто удивившись нелепости вопроса, спокойно ответила:
– Я просто хотела, чтобы все увидели, какая я красивая в новом платье. И я была на той улице, куда ты меня водила играть с Люси и другими детьми. Я туда ходить не стану.
Этим простым, по сути, утверждением Ивонн поставила жирную точку в вопросе своей социализации на ближайшие пять лет. Сколько её ни уговаривали – плакали, просили, пытались подкупить новыми игрушками, даже ругали, – девочка оказалась непреклонна.