– Сделай хоть что-нибудь! – закричал Фарук. – Что нужно? Говори! Я всё сделаю!
Молоденькая девушка-фельдшер, только недавно вернувшаяся в село после учёбы, стояла, растерянно молча, не зная, что сказать председателю колхоза. Наконец она, собравшись с духом, произнесла:
– Она умерла. Уже ничего нельзя изменить.
Теперь вот они провожают свою любимую девочку в последний путь…
По закону, человека, погибшего при таких обстоятельствах, должны были отправить в районный морг на вскрытие.
Никто, конечно, не хотел этого. Но так как Фарук был председателем колхоза, из района сообщили, что вопрос удалось уладить.
Разрешение на захоронение выдали по справке от фельдшера.
Абыстай подготовила тело к погребению… (возможно, в оригинале здесь был пропущенный фрагмент)
Проводить Назгуль в последний путь, казалось, пришла вся деревня.
Фарука – только что назначенного председателем – здесь уважали, Наджию – школьную учительницу – тем более.
А уж про Назгуль и говорить не приходилось – её любили все.
Наджия даже не смогла выйти из дома. Её отпаивали корвалолом, подносили нашатырь. Сестра и соседки крепко обнимали её, стараясь удержать, чтобы не упала.
Когда мужчины понесли гроб, Фарук пошёл вместе с ними.
Один из родственников спросил:
– Может, останешься?
Фарук только молча покачал головой.
А на кладбище отец вдруг стал спускаться сам – прямо в могилу…
– Фарук, может, останешься здесь, у края? – осторожно предложили ему.
– Как это – не проститься с собственной дочерью?! – прошептал он с надрывом.
Никто не решился возразить.
Фарук сам спустился в могилу. Руками аккуратно расчистил лахет – боковую нишу в земле. Ему и другому мужчине подали тело Назгуль. Они бережно уложили её.
Фарук не выдержал – приподнял саван и посмотрел на лицо дочери.
– Она будто спит… Доченька моя, девочка…
Все молчали. Даже тот, кто стоял рядом, не произнёс ни слова.
Они стояли долго. Очень долго.
Фарук не двигался. Стоял, будто окаменел.
Наконец мужчина тихо дотронулся до его плеча:
– Фарук… может, ты поднимешься?..
Он и сам не решился произнести: «из могилы».
Фарук распрямился. Лицо Назгуль по-прежнему оставалось открытым.
Второй мужчина начал укладывать доски.
– Фарук… надо закрыть ей лицо, – напомнил кто-то.
Фарук снова склонился и долго закрывал лицо дочери. Он не мог её отпустить.
Сознание отказывалось верить в происходящее. Он бессознательно тянул время – будто лишняя минута рядом могла что-то изменить.