Верят, например, в то, что Бабочкин – это Чапаев, что герой Гражданской войны был именно такой. А он был не такой, он был другой. А какой – это уже никому не интересно, потому что никто не собирается расставаться с представлением о нем, которое создал актер в знаменитом фильме.
Я играл Ричарда III, это была одна из серьезных, трудных и счастливых моих работ. Трудной она была потому, что это Шекспир, потому что это гениальная роль. Счастливой – потому что я прикоснулся к великому искусству.
История рисует Ричарда III злодеем. Ради завоевания власти он убил своих племянников, он пробивался к трону через кровь и интриги, не брезгуя никакими средствами в достижении своей цели. Это известно. Но мало кому известно, что в истории он был одним из самых прогрессивных королей. При нем начала работать почта, он стал собирать под одну руку королевство не ради собственной власти, а ради могущества страны. Он примирял кланы, стараясь обойтись малой кровью. Но, как у всякого правителя, достигшего высшей власти, у него были могущественные противники, которые в конце концов покончили с ним: его зарубили.
Враги Ричарда не были едины. Йорки и Ланкастеры так остервенело дрались между собой за власть, что полностью уничтожили друг друга, открыв путь к престолу Тюдорам, и Англией стала править королева Елизавета. Имея неограниченную власть, она приказала историкам запечатлеть Ричарда III в исключительно черных красках. Черная краска настолько въелась в историческое лицо Ричарда III, что он стал для потомков символом интриганства, коварства и злодейства. Придворный драматург Уильям Шекспир по требованию той же Елизаветы написал пьесу «Ричард III» с угодной королеве трактовкой этого образа – и перед всеми предстала жуткая фигура горбуна, уродливое существо, злодей, который рвется к власти ради власти, достигает ее и погибает от руки благородных мстителей…
Когда я работал над образом Наполеона, то читал обширную литературу о нем. Со страниц книг, и исторических, и художественных, предстает в общем-то одна и та же картина: англичане ругают его, французы превозносят. К примеру, эпизод, когда Наполеон отступает со своей армией, незадолго до знаменитых Ста дней, англичане оценивают как проявление трусости. Французы же объясняют это как тактический ход.