- Она просто устала очень. Ей покой нужен, мам.
Димка шагнул в комнату, в которой горела настольная лампа с
ненавязчивым, уютно домашним светом, и я поняла, почему мама
испугалась.
Брату было некогда приглядываться. Он выполнял то, о чём мы
договорились по дороге: положил девочку в разложенное кресло, сразу
натянул на неё лёгкое одеяло и, только после этого
выпрямившись, осмотрелся. Оторопел, как и я.
Как всякий любитель вязания, я хомяк. Это значит, что у меня не
только шкафы ломятся от пряжи, скупленной при распродаже, но и по
всей комнате есть свои заначки. Когда в «моём» магазине оставался
один или два мотка от отдельного привоза, их уценяли и выбрасывали
в специальную коробку при кассе. Покупатели с удовольствием брали
такие на шапочки или на шарфы, а то и на вещички для совсем
маленьких детей. Когда случалось уценить два одинаковых мотка, я
скрупулёзно изучала их, прикидывая, на что они могут подойти. И,
если пряжа мне очень нравилась (а нравилась мне пряжа именно в два
мотка, к которым потом ещё один легко добавить можно, уже не жалея
денег), я покупала уценку себе и складывала её в большую корзину, с
которой папа осенью ходил по грибы.
Сейчас по всей комнате висели шали. Лена нашла мою корзину,
которая всегда стояла у стола, при окне, убрала сверху лежавшее
начало, которое я всё равно бы распустила: начала зимнюю вещь, но
не успела закончить, а летом зимние вещи вязать не получается.
Женщина вынула из моего начала спицы, аккуратно переместив петли на
найденную ею спицу-крючок, которая всегда торчала у меня из
карандашницы на столе. И опустошила всю корзину. Димка молча
оглядывал ажурные шали, которые свисали со спинок двух стульев, с
полуоткрытой дверцы шкафа, с ручек комода для белья, со спинки
кровати, на которой сейчас спала мастерица… И несколько шалей
лежали прямо на столешнице письменного стола. Почему Димка
повернулся именно к ним?
Изумлённая, я всё же осторожно подошла к нему.
Хриплым голосом, чуть не сипя, братишка спросил вполголоса:
- Ты видишь то же, что и я?
- Дай сначала взглянуть! – буркнула я. И уставилась на шали.
Сначала не поняла и даже удивилась: эти три штуки были только
начаты… Нет, скорее – ощущалась в них именно незаконченность и
вроде как заброшенность. Лена даже спицы вынула, хотя почему-то не
распустила. Но что увидел в них Димыч? Я пока видела только одно –
поразительной красоты узоры, которые… которые… Меня вдруг будто
водоворотом затянуло в эти узоры, странные и непонятные. Если
раньше я любовалась словно бы морозными ветками на окне, то теперь
я даже понять не могла, что эти узоры мне напоминают. Только
чувствовалось в них, тихо лежащих на столе, необычное движение,
оборванное на полуслове. А потом глаза наткнулись на странную линию
– и пойманный взгляд повело по ней, закрутило…