Я подошла ближе и крутанула витринку, чтобы её глазам предстали
мохер и ангора. Стараясь не глядеть на странную покупательницу,
выдавила из себя:
- Желаете метраж побольше? Или предпочитаете пряжу для крупного
вязания?
Мороз по коже, когда она протянула руку и длинные пальцы (само
совершенство!) нежно коснулись мотка. Помедлив, она сказала:
- Я возьму немного вот этой пряжи. Пока. - Она оглянулась на
меня, словно испугалась, что я не разрешу этого сделать. Глаза и
растерянные, и умоляющие. И в то же время какие-то пытливые, будто
она старалась разглядеть во мне нечто. - А потом, когда довяжу,
приду сюда ещё раз. Вы... не возражаете?
Диссонансом в это хрупкое и трепетное ворвался рык одного из
телохранителей, какой-то хрипло-рыхлый и насморочный:
- Долго там ещё?!
Даже Аделия, сидевшая у кассы, терпеливо дожидаясь, когда можно
будет выстучать торговый чек, вздрогнула.
Бросив взгляд на телохранителей ("Так они не телохранители, а
охрана, чтоб не сбежала?"), я снова взглянула на покупательницу и
чётко и звучно сказала:
- Да, конечно! Вам, как постоянному покупателю, будет
скидка!
И не выдержала, снова заглянула в её глаза... глазища... И
страшно, и тянет. Будто проваливаюсь сквозь что-то ломкое и
ненадёжное. Синева блеснула мне навстречу робко и с
безнадёжностью.
Когда эти гиены увели нашу странную покупательницу, Аделия
проворчала:
- Какая ж она постоянная? Разок только пришла - ты ей уже скидку
обещаешь! Да ещё кому! Эта богатейка могла бы и без скидок
обойтись! Вон у неё какие кабаны - небось, не дёшево обходятся!
- У нас всё равно на скидку идут одиночные мотки, - ответила я,
поразившись, что даже Аделия уловила главное в телохранителях. Надо
же. Кабаны. - И потом. Я же не сказала, какая будет скидка. И,
посмотри, она чек не взяла. Думаешь, будет помнить, сколько стоили
моточки? Ну, а цена вырастет. А ей всё равно приятно будет.
Прибежит!
Аделия самодовольно заулыбалась, а я быстро помчалась по
ступенькам к входной двери магазина и осторожно открыла её. Сердце
будто льдом заморозило. Та женщина стояла, понуро опустив голову,
перед каким-то толстобрюхим хлюпиком, который визгливо отчитывал
её, а оба телохранителя вальяжно прислонились к машине, возле
которой протекала вся сценка. Очнувшись, я вернулась за мусорной
корзинкой, которую недавно выносила к контейнерам опорожнить,
схватила её и снова унеслась на улицу. Деловито пробегая мимо
хлюпика, я, будто ненароком, заглянула в его лицо.