– Пойдём по тропе Доннера, – ответил тот. – Сейчас сентябрь, там должно быть тепло и сухо.
– А если будет сыро и холодно?
– У меня есть несколько пончо. Они согревают не хуже меховых курток.
Штейн пересказал всё это Чихрадзе.
– Вообрази себе, мы будем в пончо! Как в аргентинских прериях.
– Пончо? Это такие одеяла с дыркой для головы? Убогий наряд.
– Ты неисправим.
К вечеру они добрались до отрогов Сьерра-Невады. Возница остановил коней возле какой-то покосившейся лачуги и объявил, что здесь они заночуют.
Чихрадзе сказал Штейну, разминая затёкшие ноги:
– Сегодня я буду дежурить первым. Разбужу тебя в три ночи, так и знай.
– Ладно, ладно, – проворчал лейтенант.
Он и сам чувствовал стыд от своего легкомыслия. Обдумав свой ночной поступок, он пришёл к выводу, что Чихрадзе был прав. Доверчивость, которой Штейн проникся к вознице, казалась ему теперь каким-то недоразумением, временным помрачением ума. Он вспоминал свои недавние разговоры с другими пассажирами и поражался собственной беспечности. Сколько лишнего он наговорил! Наверняка американцы приняли русских за каких-то негоциантов, представителей богатой фирмы, и конечно же имели все основания предполагать, что в карманах у тех были не только носовые платки.
Однако опасность пришла откуда не ждали. Ночью Штейн вдруг услышал громовой звук выстрела и вскочил, испуганно озираясь во тьме. Послышались возбуждённые голоса соседей, кто-то зажёг спичку. В пляшущем кругу света проступило лицо Чихрадзе с выпученными глазами. В руке он держал пистолет.
– Что случилось? – спросил старик.
Грузин перевёл взгляд на Штейна.
– Кто-то скрёбся и ворчал за дверью. Кажется, медведь.
– Чепуха. Откуда здесь медведи? – возразил лейтенант.
– Не знаю. Но звук был именно такой.
Штейн перевёл взгляд на возницу.
– Он говорит, что за дверью скрёбся медведь.
К его удивлению старик не засмеялся. Он осторожно вытащил из поясной кобуры блестящий кольт, взвёл курок и тихо подошёл к двери. Прислушался, резко толкнул дверь ногой и выставил пистолет вперёд. Пассажиры молча наблюдали за ним. Спичка погасла, один из американцев зажёг новую. Возница вышел наружу и повернул за угол. В дверном проёме виднелись очертания чахлых сосен, уродливыми призраками застывшие в свете неполной луны. Слышалось журчание ручья. Старик медленно обходил хижину вокруг, под ногами его тихо хрустели мелкие камешки. Штейн с натугой вздохнул. Чихрадзе недвижимо сидел возле входа, держа револьвер стволом вверх. Рот его был приоткрыт, грузин часто дышал, не сводя взгляда с дверного проёма.