Вот уже от сеанса к сеансу становится явственнее, что он стареет, слабеет, теряет сок жизни, сколько бы он ни бодрился. Что жизнь его прожита, и прожита как-то так по касательной к тому, что хоть как-то оправдывает жизнь и наши усилия в пространстве жизни. И вот он такой ослабший, не справившийся, сбивающийся с темпа, ритма, хода своего земного времени – как только ее сердце не разорвалось?
– Ну всё, пока, любимая, – он вязнул в этих словах, сознавал фальшь последнего слова, но считал, что должен его говорить. Понимал ли он, что она чувствует эту фальшь?
Он отключился. Она долго еще сидела так.
На планете под номером сто двадцать пять три нуля шестьдесят восемь, в глухом углу галактики Млечный Путь тридцатидвухлетняя Ульрика Дальман, приняв таблетку снотворного, легла спать на диване в гостиной своего крошечного коттеджа в голландском стиле. Ей завтра рано вставать.
На планете Земля в холле дома престарелых, что в пригороде Сакраменто восьмидесятидевятилетний Вилли Роджертс слушал бодрую лекцию доктора Лорберга об экзистенции старости.
5. Допрос профессора Снайпса
Глеб проснулся от стука в дверь, стук был довольно странный. Можно стучать в дверь к спящему человеку деликатно, можно бесцеремонно, но стучать, выбивая мелодию какого-то марша?
Он открыл, на пороге была его соседка по коттеджу. Глеб рефлекторно отпрянул, но тут же справился с собой.
– Утро, – сказала Мария.
– Доброе, – ответил Глеб.
– Мэгги сказала разбудить. – Она показала пальцем от своей груди к груди Глеба.
– Спасибо, – кивнул Глеб.
– Время. – Она поднесла к его глазам циферблат электронных часов.
Было восемь. Точно, он попросил Мэгги разбудить его в восемь.
– Это тоже время. – Показал ей свои наручные с часовой и минутной стрелкой.
– Нет, – улыбнулась Мария. – Вот время. – Поднесла свои часы к его глазам. – В ее объяснении была даже какая-то снисходительность к Глебу.
– Ладно, не напрягайся, – сказал Глеб. – Мы ведь на самом-то деле не слишком-то понимаем, что есть время.
– Времени нет, – сказала Мария.
– Кто тебе это сказал?
– Дядя.
– Кто?!
– Он здесь главный.
То есть профессор Снайпс для нее дядя.
– Как ты это понимаешь?
– Никак, – ответила Мария. – Мари-я, – и тут она выговорила – Мари-я, – не гомо сапиенс. (Всего две ошибки в слове.) Мари-я учится, но она так и останется собой… равна себе. – Эти чужие, заученные слова она проговорила с какой-то грустью или Глебу просто показалось так.