– Ты с ума сошла? Где ты была? Ты же знаешь, что я в больнице, а вытворяешь черт-те что! С какими нервами я теперь вернусь назад? Допьешься! Лишу тебя материнских прав! Отправлю в психушку! Сволочь, дрянь! Ни стыда, ни совести!…
– А-а-а-а-а, – я схватилась за голову.
Теперь слушать это целый день! А во двор выйти нельзя, ведь соседи сразу увидят мою расписную морду! Господи… Меня передернуло. Это не моя жизнь…
Мать предлагала то поесть, то поспать, то вновь пускалась в нравоучения и не предлагала лишь одного, самого главного – выпить, чтобы забыть обо всем… И сама себе я такого тоже предложить не могла. Таким образом, круг замкнулся…
Я бережно мазала свои коросты самыми дорогими кремами, отдирала уже присохшие и замазывала еще не вылеченные. Я лелеяла себя целый бесконечный день. А вечером мама снова ушла в больницу, оставив меня на двухдневные безвылазные посиделки в домишке на хлебе и воде. Но не это угнетало меня.
Я думала, что он придет. Придет, чтобы просто спросить, как мои дела, жива ли я еще? Но он не пришел. И это вот самое обстоятельство причиняло подлинную, недетскую боль моему сердцу.
Итак, на третий день после описанных событий, мы с Машей сидели дома, смотрели телевизор, играли с собакой, жарили оладьи, когда… в окно постучали. Постучать в это окно было невозможно – оно выходило во внутренний двор, туда можно было попасть только через нашу кухню… или через двор соседей. Значит, стучали те, кто хорошо знал об этом. Или те, кому было на все наплевать. Я со страхом приоткрыла шторку и увидела в темном окне два женских силуэта – жену Олега и ее подругу Татьяну, о которой слышала от Людмилы. Судя по лицам, они пришли поговорить о чем-то, что не имело больше ко мне никакого отношения.
Я сделала вид, что мне совсем не страшно. В полумраке, сгустившемся вокруг, было уже почти не видно моих недолеченных корост.
– Привет, – улыбнулась я им сквозь стекло. – Пройдите к воротам, у нас здесь дверь не открывается.
Я жестоко лгала, дверь во внутренний двор открывалась легким пинком, но если бы они вошли сразу в дом, то я потеряла бы некоторые шансы при обороне. Их было бы гораздо тяжелее выставить. Даже через окно, в сумраке, я увидела, что они пьяны. «Девочки» повиновались и отправились в обратный путь, на улицу, к парадному входу.