путь развития событий все же существовал.
Между прочим, Распутина убили еще и за попытку переломить ход событий в сторону мира и покоя. Безусловно, сам он – как и многие другие участники событий – и не подозревал, что оказался вовлечен в интригу, начавшуюся задолго до его рождения. Что убившие его пули, фигурально выражаясь, были отлиты за много лет до выстрелов в подвале Юсуповского дворца.
Но именно так все и обстояло. Григория Распутина – как и кое-кого другого – настигли именно выстрелы из прошлого…
А потому начнем мы издалека. От времен Николая I.
Глава первая. Каторжник Зимнего дворца
1. Его Величество, самодержец всероссийский
Николаю I не везло не то что на добрые слова, но даже на беспристрастную и объективную оценку его деятельности. И дело тут, разумеется, вовсе не в «светских пропагандистах». Задолго до самого их появления на свет – и еще при жизни Николая – его с превеликим пылом принялись поносить всевозможные «передовые» и «прогрессивные» виртуозы пера. Именно в те времена как раз и народились на свет «певцы прогресса и либерализма», и всяк из них считал, что на свете существует только два мнения: его и неправильное. Вроде небезызвестного господина Герцена: жил-был на свете юноша, не отмеченный, прямо скажем, особенными талантами, как ни бился, не смог себя приспособить ни к чему путному. Но поскольку с младых лет почитывал умственные книжки и витийствовал в кругу таких же бездельников, то в конце концов сдернул за границу – и там, в эмиграции, долгие годы увлеченно критиковал, критиковал и критиковал все, что в России ни делалось. Как это обычно бывает с такого рода публикой, собственных рецептов не предлагал – это малость потруднее, чем брюзжать. К нему присоединился столь же никчемный тип по фамилии Огарев, и эта парочка (по некоторым источникам, связанная не только «борьбой против тирании», но и гомосексуальными отношениями), стала главными закоперщиками кампании по очернению императора Николая. Впрочем, последователей хватало…
Как только государя Николая Павловича не честили! Он представал и тираном, каких свет не видывал, и сатрапом покруче персидских, и «жандармом Европы», дня не способным прожить без того, чтобы не затоптать сапогами проклюнувшийся где-то в Европе росток свободомыслия и демократии…