Вот и клуб. Сержант на посту у лестницы поднимается при виде офицера и заученно отдает честь. Козыряю в ответ и протягиваю ему свое удостоверение. Боец внимательно изучает фотографию. Что ж, разница между ней и оригиналом не существенна. Поднимаюсь по лестнице на второй этаж и прохожу в буфет. Самое подходящее место для того, чтобы дождаться результатов операции.
Беру обед. Расплачиваюсь. Обвожу зал взглядом в поиске свободного места. Вон, у стены, подходящий столик. Два офицера в полевых камуфляжах, медленно и размерено поглощают макароны с бифштексами: едят, прям-таки смакуют. Лица худые, осунувшиеся. Скорее всего, «чеченцы». Впрочем, в империи, ведущей практически непрерывные войны во всех своих колониях, по внешнему виду тяжело установить, из какой именно горячей точки прибыл офицер. Подхожу к столику.
– Разрешите?
Привычный прямой взгляд в глаза. Потом вскользь вниз, слегка задержавшись на орденских планках. Свой!
– Присаживайся, – милостиво разрешает один из них. По годам, вроде бы мой сверстник, но уже полковник. Впрочем, в нашей конторе особо чинов не нахватаешься.
– Откуда? – спрашивает он, указывая на планки Ордена Красной Звезды и двух Отваг.
– В последние пару лет из Чернухи, – на местном военном диалекте Чернухой именуется полигон в Балашихе.
– Понятно, – кивает полковник. Расспросы окончены. Если не желает офицер рассказывать о своей службе, значит у него есть на то веские основания.
– А мы из Грозного. Разбираться приехали.
– Точнее, нас разбирать будут, – вставляет другой с погонами майора. – Мудачье.
Тезис понятный. Офицеры замолчали, сосредоточенно втыкая вилки в макароны. Судя по выражениям их лиц, на месте политых соусом трубочек им представлялось совсем иное. Пауза начинала затягиваться.
– О чем речь? – чтобы вернуться к разговору, спросил я.
– О глубокой заднице… – хмуро ответил полковник.
– Не кипятись, Артем, – попытался успокоить его однополчанин, – мужик-то тут ни при чем.
– Прости, приятель. – Он опустил свою ладонь на мою. – Не хотел тебя обидеть. Душу рвет! – Добавил «чеченец», немного помолчав.
– Понимаешь, в чем дело. Нас вызвали в Москву на какую-то, мать их за ногу, следственную комиcсию.
– По какому вопросу? – Интерес мой был чисто автоматический. За последние несколько лет мне, так или иначе, довелось наблюдать работу доброго десятка таких комиссий.