— Интересно, выжил ли кто из
охотников, — заметил Гленнар, — или Тварь пошла за ними на
заимки.
— Посмотрим, — кивнул Третий. —
Известно, что в деревне жило семьдесят восемь душ.
Теперь они не просто рассматривали
тела невинно убиенных, а считали их. И — странное дело — насчитали
ровно семьдесят восемь. Да и вообще странная это была деревня:
пятьдесят два мужчины, всего двадцать женщин и шестеро детей. Но
Третий подтвердил, что и в переписи именно так. Словно бы в
Медвежьем Углу жили всё больше одинокие охотники, а люди семейные
селились здесь, чтобы растить для них хлеб или шить им рубахи.
Может, так и было — разве проверишь теперь?
Тварь зашла в деревню опять-таки с
запада, прошла все дома, однако же от одного из них свернула вбок,
в стоящий поодаль хлев, где поубивала всю скотину. Потом вернулась.
Охотники оказались не робкого десятка и пытались защитить себя, но
во всём Медвежьем Углу не нашлось ничего, что могло бы нанести
Твари серьёзный ущерб. Во всяком случае, всё, что местные пытались
использовать как оружие, было с показной лёгкостью переломано.
От жуткого смрада у Натали кружилась
голова; лужи крови стояли перед глазами, даже когда она отводила
взгляд и смотрела на лес. Порой ей казалось, что она уже не в силах
что-либо испытывать, что ни ужас, ни сострадание более не в
состоянии достучаться до её сердца. Она переходила от одного
растерзанного тела к другому, шептала слова молитвы, почти не
осознавая, что делает, не замечая, как медленно вечереет, и почти
не чувствуя ноющей боли в натруженных ногах.
— Нам пора обратно, — наконец
услышала она голос Таники, — иначе придётся здесь ночевать.
— Их ведь похоронят по-человечески? —
спросила Натали у девушки, подошедшей к ней вплотную.
Сыскарка кивнула.
— Мы уже вызвали погребальную
команду. Обещали прибыть завтра и всех похоронить.
— Это хорошо, — прошептала Натали и
пошатнулась, против воли ухватившись за руку Таники. — Простите,
что-то ноги не держат.
— Уже поздно, вы устали. Сможете
дойти до Вдовишного или делать носилки?
— Что вы! — Натали вспыхнула. —
Дойду, конечно.
Таника кивнула и отошла. Натали
ненадолго присела на пенёк, по чистой случайности не заляпанный
кровью, и, отдохнув, пошла вместе со всеми обратно в лес.
Пока шли, совсем стемнело, а Натали
почти пришла в себя. Вместе с трупной вонью исчезла странная
тяжесть в голове, мешавшая думать, и теперь девушка пыталась
собрать воедино разбегавшиеся в разные стороны мысли. Её мучило,
что она никак не могла понять, для чего всё это было нужно. Любой
поступок, даже самый чудовищный, совершается ради чего-то, всегда
есть цель, по мнению совершающего, достойная. Ради чего уничтожать
три деревни, никому особенно не нужные? Кого напугают эти смерти,
кроме крестьян из ближних деревень? Каким предостережением они
могут служить? Если всё устроено знатными господами, значит, и
интерес у них — среди знати, но каков же он?