Мы покинули каюту руководителя экспедиции и вышли на палубу,
чтобы забрать оттуда Злыдня. «Святая Брунхильда» успела выйти в
открытое море. Буксира уже не было, и судно шло собственным ходом
прямиком на юг. Солнце находилось почти в самом зените. Водная
гладь цвета сапфира была недвижима, лишь за кормой разбегался в
стороны и уходил за горизонт пенный след кильватерной струи, над
которым парили вездесущие чайки. Время от времени какая-нибудь из
птиц, высмотрев добычу, камнем падала в кипящий бурун, реже вся
орава пернатых дружно устремлялась к воде – это с камбуза выбросили
объедки или отходы пищевого производства. Однажды во время
подобного круиза я поинтересовался у старпома: почему все
недоеденное безжалостно вываливается за борт, вместо того чтобы
быть отправленным в массконвертор, как прочий мусор? Тот объяснил,
что, по поверью, чайки – души утонувших моряков, и не покормить их
– величайший грех, чреватый страшными бедами для судна и его
экипажа.
Буквально на наших глазах одна из этих заблудших душ, зависнув
над палубой, обильно оросила матроса палубной команды неприятной
полужидкой массой светло-серого цвета. Оскорбленный до глубины души
морской волк, ничуть не смущаясь присутствия почтенной публики, во
всеуслышание обматерил коварную птаху в таких изысканных
выражениях, что все мужчины, разинув рты, заслушались, а дамы
дружно опустили глазки, особо чопорные сделали вид, что затыкают
уши.
– Видишь, Фарик, – я решил тут же воспользоваться
удачно подвернувшимся случаем для приобщения ученика к житейской
мудрости, – недаром пословица гласит: «Не делай добра – не
получишь зла». Если бы этих тварей, что услаждают наши уши
противными криками, не кормили как на убой, бедняга не получил бы
столь сомнительный подарок и не летел бы сейчас, словно бешеный
буйвол по степи, в свою каюту, для того чтобы переодеться и
застирать эту мерзость. У людей все именно так: ты помогаешь
человеку, подстраховываешь, чтобы он не грохнулся во время своего
подъема по социальной лестнице, а он, забравшись чуть повыше тебя,
норовит пнуть благодетеля, причем обязательно ногой и обязательно в
лицо. Поэтому, друг мой сердечный, Коршун всегда старается
держаться обособленно…
– Почему же вы все-таки взяли опеку надо мной, если вы
такой закоренелый индивидуалист? – перебил мои мудреные
рассуждения юноша.