— Всегда отрадно видеть, что учеба в Хогвартсе не прошла даром,
— продолжал тем временем Альбус.
На самом деле Гилдерой не столько учился, сколько старался
прославиться и привлечь внимание, и, можно сказать, отчасти это ему
удалось. Не лезь он так старательно на глаза Дамблдору тогда,
Альбус не заинтересовался бы историей Локхарта сейчас.
— О да, это были потрясающие годы, — вновь разулыбавшись, важно
ответил Гилдерой. — Именно ваш педагогический талант и героический
пример помогли мне найти свой путь и сделать на нём первые
шаги!
Дамблдор грустно вздохнул. Локхарт же тем временем продолжал
разглагольствовать:
— Но я не стал останавливаться на достигнутом, пошел дальше и,
как видите, помогаю людям в меру своих скромных сил, а заодно
описываю свои похождения, чтобы и другие смогли поучиться на моем
опыте!
— Да-да, потрясающая книга, — кивнул Альбус. — Знаете, меня так
впечатлила эта история, что я не поленился и отправился в ту горную
деревушку, Виднау.
Гилдерой слегка побледнел, и ширина радостной улыбки сократилась
на пару зубов.
— Разумеется, я её нашел, — спокойно продолжал Дамблдор, зорко
наблюдая за Гилдероем. — Счастливчики эти швейцарцы, правда? О, эти
прекрасные горы, эти виды потрясающих вершин, увенчанных шапками
никогда не тающего снега!.. Неудивительно, что и гарпии те места
приглянулись. Но удивительно, что она оказалась настолько
смышлёной, что смогла обложить данью целую деревню. Очень, очень
опасный противник.
— Ага, опасный, — деревянным голосом согласился Локхарт.
Улыбка еще держалась на его лице, но выглядела так, словно ее
приклеили Волшескотчем. Или прибили гвоздями.
— Разумеется, жители деревни охотно поведали мне о смельчаке,
вступившем в битву с гарпией и победившем ее, несмотря на все скалы
и ущелья, что ему пришлось преодолеть, и огромные валуны, которыми
гарпия швырялась в него. Но самое удивительное произошло в конце,
представляете?
— Конечно, самое удивительное всегда происходит в конце, это
законы жанра, — ответил Гилдерой.
Голос его дрожал, руки подергивались, и только на лице держалась
неестественная, широкая улыбка. Дамблдор огладил бороду, протер
очки, выдерживая паузу и давая Гилдерою еще потомиться и
понервничать.
— Когда я спросил о том, кто это был, мне назвали совсем не ваше
имя, Гилдерой! — изображая простодушное удивление, воскликнул
Альбус и даже всплеснул руками. — Конечно, вначале я подумал, что
из присущей вам скромности вы просто пожелали сохранить инкогнито,
творить добро анонимно, как и подобает настоящему герою!