– Это пульты управления игрой, – пояснил он. – Крутишь рукоятки, а игроки бегают по полю.
– Которые мои? – с готовностью спросила Света.
– Пусть будут треугольники, – предложил Тимофеев. – Ты и начинаешь.
Девушка проявила незаурядное мастерство и знание правил. Вдобавок с реакцией у нее дела обстояли намного лучше, нежели у Тимофеева, и первый гол был забит в его ворота. Матч проходил в сосредоточенном молчании, если не считать случайных возгласов Светы в пылу азарта, которые Тимофеев тактично оставлял без внимания.
– Уяснила, в чем суть? – спросил он.
Футболисты на экране замерли, готовые вновь ринуться в бой по первому приказу.
– Вполне, – произнесла Света, не отрывая глаз от экрана. – Давай еще?
– Подожди, – рассудительно сказал Тимофеев. – Теперь я покажу тебе техническое новшество.
– А потом поиграем?
Тимофеев уверенными движениями развинтил корпус, убрал крышку и нежными касаниями отвертки что-то подвернул в сложном микромодульном нутре телеигры.
– Готово, – с удовлетворением объявил он и нажал кнопку.
Картинка на экране дрогнула и неуловимо изменилась. Изображение обрело объем. Теперь ворота походили на крошечные кирпичики, игроки стали трех– и четырехгранными призмами, а кружок, олицетворявший мяч, действительно обратился в мячик. На футбольное поле падал отсвет люстры, и все предметы обзавелись маленькими, но четко различимыми тенями.
– Ой, как здорово! – Света захлопала в ладошки.
– В телеигре, как и во всем современном телевидении, заложен принцип двухмерности изображения, – не дожидаясь вопросов, степенно разъяснил Тимофеев. – Я же ввел принцип трехмерности, и теперь изображение обладает не только длиной и шириной, но и глубиной. Это эпохальное достижение в области телевизионных игр, прежде недоступное рядовому потребителю.
Самоцветно-голубые глаза девушки окончательно округлились от восторга. Их взгляд на мгновение стал откровенно влюбленным, и Света подумала, что не всякой выпадает счастье быть подругой гения, пусть даже и непризнанного. Тимофеев же критически рассматривал дело свои рук и гнал прочь крамольную, недостойную настоящего изобретателя мысль, что Кулибин бы до такого не додумался. Потом Тимофеев перенес внимание на Свету, и ему захотелось поцеловать ее, но он пока еще не знал, как она к этому отнесется.