– Сначала было ничего, – продолжал Фомин, поглаживая потрепанный житейскими перипетиями бок реализатора. – Маришка из восемнадцатой комнаты возжелала узреть «Героя нашего времени», и она его узрела, хотя этот поганенький офицерик мало походил на артиста Ивашова. В шестой комнате поддатые филологи решили переосмыслить Гоголя. Все эти ужасы с Хомой Брутом и мертвой панночкой их дико развеселили, но потом приперся Вий и поднял веки.
Фомин поглядел на помертвевшего не хуже панночки Тимофеева и засмеялся.
– Не трясись, ничего нештатного не произошло. Просто все, кто там был, попадали в обморок, будто медички-первокурсницы в морге. Слушай дальше: на третьем этаже живет любительница современной поэзии. Не знаю, чьи там стихи она пропустила через реализатор, но получилось похлеще реликтового таракана: помесь наголо остриженного медведя с колючей проволокой, которая со словами уничижения принялась сдирать с себя шкуру. Впрочем, это у нее выходило довольно бойко – видно, не привыкать. После такого лиризма все, кто случился поблизости, с ночи встали на мертвый якорь в гальюне и травят, как адмирал Нельсон…
– А что, ему было здорово плохо? – рассеянно спросил Тимофеев.
– Не дай бог, – Фомин поставил прибор на стол и прихлопнул сверху тяжелой, словно баба копра, ладонью. – Мужик ты правильный, Виктор. И воспитание у тебя правильное, наше воспитание. Жаль, в армию ты не сходил… Но реализатор твой штука ненужная. Может быть, преждевременная. И потому вредная.
Тимофеев сидел, закутавшись в одеяло, как гусеница тутового шелкопряда в коконе. Он угрюмо молчал.
– Дело даже не в ободранном медведе, – рассуждал Фомин. – Я человек прямой и скажу тебе все как есть. Писателей, которые по зубам реализатору, единицы, и он действительно выжмет из них все без утайки. Но ведь это голая техника, подстрочный перевод. Я всю ночь не спал, экспериментировал… Так вот: Хемингуэй твоему прибору не по силам, и Чехов тоже. Что ж они – бездари, по-твоему? Ни черта подобного, это гении. Одной какой-нибудь незначащей вроде бы фразой они врубают твое воображение на полные обороты. А откуда у реализатора воображение? Да и вообще – что за удовольствие читать и ничего при этом не додумывать от себя? Мозги жиром заплывут… Но и это еще не все.
В руках у Фомина очутилась книжка карманного формата в яркой попугайной обложке.