— Нет, спасибо. Обойдусь.
Солнце стояло в зените, и я только сейчас задалась вопросом, зачем нам понадобилась экскурсия именно в первый день моего приезда. И в самое пекло. Выудив из рюкзака кепку, я натянула её на голову, хоть как–то защищаясь от нежелательной возможности получить солнечный удар. Тени практически не было, солнце отражалось отовсюду. От горячего потрескавшегося асфальта, ярких, покрытых разнообразными граффити стен, а их тут было на удивление много. Практически каждая стена оказалась разрисованной. Самые разнообразные рисунки, как по мне, даже не несущие никакого смысла. Глаза тут и там выискивали замысловатые рисунки, и становилось интересно, что же авторы хотели ими донести. Или они просто накуриваются, а потом их тянет на творчество?
— Пришли. — Мы остановились у низенького ярко — красного домика. С виду ничем не лучше дома Эльвиры, разве только шторки на окне были более серыми и рваными. Пока Эля тарабанила в дверь и кричала при этом что–то на испанском, я снова глазела по сторонам. Дома всех цветов радуги находились впритык друг к другу, и создавали удивительную картину. Если не присматриваться к каждому, то казалось, что находишься внутри домика с витражами. Красные, зеленые, желтые, голубые, оранжевые. Удивительная картина, пока глаз не падает на крыши или не всматривается в стены. Все было настолько разбито и убого, что становилось больно за эту забытую миром красоту. Немного денег от властей — и из этого места можно было бы сделать еще одну достопримечательность Сан Хуана. От туристов бы отбоя не было! Но нет, жители против, их все устраивает и так! И помощь им ничья не требуется! Это их дом, и туристы пусть валят куда подальше, сказала мне как–то Эля.
— Que te trague la tierra! (Чтоб ты провалилась! — исп.) Дверь мне вынесешь, marmoset (Обезьянка — исп.)! — послышался из дома мужской голос. — Я в душе был! — дверь распахнулась, и перед нами вырос парень, занявший собой весь проем. С одним лишь полотенцем на бедрах. Я застыла, неприлично глазея, неспособная оторвать взгляд от капель, путешествующих вниз по длинным кучерявым волосам, прямо по накачанной груди. Его глаза метают молнии в сторону Эльвиры, а потом перемещаются на меня, и взгляд становится более дружественным, я бы даже сказала, хитрым. Против воли, мои взгляд оторвался от четко очерченного лица, с пухлыми губами, и соскользнул куда–то вниз, туда, где спешили оказаться капли. Ироничный смешок отрезвил меня, а пинок локтем под ребра от подруги, еще больше.