– Тургенева – любите?
– Читаю.
– То есть – как это – читаете? Читали?
– Ну, хорошо, читала, – согласилась Лидия, улыбаясь, а Иноков поучительно напомнил ей:
– Читают библию, Пушкина, Шекспира, а Тургенева прочитывают, чтоб исполнить долг вежливости пред русской литературой.
Затем он начинал говорить глупости и дерзости:
– Тургенев – кондитер. У него – не искусство, а – пирожное. Настоящее искусство не сладко, оно всегда с горчинкой.
Сказал и отошел прочь. В другой раз, так же неожиданно, он спросил, подойдя сзади, наклоняясь над ее плечом:
– «Скучную историю» Чехова – читали? Забавно, а? Профессор всю жизнь чему-то учил, а под конец – догадался: «Нет общей идеи». На какой же цепи он сидел всю-то жизнь? Чему же – без общей идеи – людей учил?
– А – общая идея – это не общее место? – спросила Лидия.
Иноков, удивленно посмотрев на нее, пробормотал:
– Вот как? Н-да… не думал я. Не знаю.
И продолжал настойчиво:
– У Чехова – тоже нет общей-то идеи. У него чувство недоверия к человеку, к народу. Лесков вот в человека верил, а в народ – тоже не очень. Говорил: «Дрянь славянская, навоз родной». Но он, Лесков, пронзил всю Русь. Чехов премного обязан ему.
– Не вижу этого, – с любопытством разглядывая Инокова, сказала Лидия.
– А вы почитайте их одного за другим, увидите…
Он дотронулся пальцем до плеча девушки, заставив ее отшатнуться:
– Слушайте-ка: а где эта красавица, подруга ваша?
– Вероятно, у себя дома. Вам ее нужно?
Лидия улыбалась, веснушки на лице Инокова тоже дрожали, губы по-детски расплылись, в глазах блестел мягкий смех.
– Смешно спросил? Ну – ничего! Мне, разумеется, ее не нужно, а – любопытно мне: как она жить будет? С такой красотой – трудно. И, потом, я все думаю, что у нас какая-нибудь Лола Монтес должна явиться при новом царе.
– Влюбился он в нее, вот что, – сказала Сомова, ласково глядя на своего друга. – Он у меня жадненький на яркое…
– Влюбился – это чепуха. Влюбляться я и не умею. А просто барышня эта в большие думы вгоняет меня. Уж очень – неуместная. Поэтому – печально мне думать о ней.
– Попробуйте не думать, – посоветовала Лидия.
Иноков удивился, взмахнул бровями:
– Разве это можно: видеть и не думать?
Когда он и Сомова ушли, Клим спросил Лидию:
– Почему ты говоришь с ним тоном старой барыни?
Лидия тихонько посмеялась и объяснила, скрестив руки на груди, пожимая плечами: