Когда неожиданные гости ушли, Клим заметил:
– Странный визит.
– Деловой визит, – поправил Варавка и тотчас же, играя бородой, прижав Клима животом к стене, начал командовать:
– Завтра утром поезжай на дачу, устрой там этим двум комнату внизу, а наверху – Туробоеву. Чуешь? Ну, вот…
Он ушел к себе наверх, прыгая по лестнице, точно юноша; мать, посмотрев вслед ему, вздохнула и сморщилась, говоря:
– Бог мой! До чего антипатичен этот Лютов! Что нашла в нем Алина?
– Деньги, – нехотя ответил Клим, садясь к столу.
– Как хорошо, что ты не ригорист, – сказала мать, помолчав. Клим тоже молчал, не находя, о чем говорить с нею. Заговорила она негромко и, очевидно, думая о другом:
– Странное лицо у Макарова. Такое раздражающее, если смотреть в профиль. Но анфас – лицо другого человека. Я не говорю, что он двуличен в смысле нелестном для него. Нет, он… несчастливо двуличен…
– Как это понять? – из вежливости спросил Клим; пожав плечами, Вера Петровна ответила:
– Впечатление.
Она говорила еще что-то о Туробоеве. Клим, не слушая, думал:
«Стареет. Болтлива».
Когда она ушла, он почувствовал, что его охватило, точно сквозной ветер, неизведанное им, болезненное чувство насыщенности каким-то горьким дымом, который, выедая мысли и желания, вызывал почти физическую тошноту. Как будто в голове, в груди его вдруг тихо вспыхнули, но не горят, а медленно истлевают человеческие способности думать и говорить, способность помнить. Затем явилось тянущее, как боль, отвращение к окружающему, к этим стенам в пестрых квадратах картин, к черным стеклам окон, прорубленных во тьму, к столу, от которого поднимался отравляющий запах распаренного чая и древесного угля.
Клим упорно смотрел в пустой стакан, слушал тонкий писк угасавшего самовара и механически повторял про себя одно слово:
«Тоска».
Бездействующий разум не требовал и не воскрешал никаких других слов. В этом состоянии внутренней немоты Клим Самгин перешел в свою комнату, открыл окно и сел, глядя в сырую тьму сада, прислушиваясь, как стучит и посвистывает двухсложное словечко. Туманно подумалось, что, вероятно, вот в таком состоянии угнетения бессмыслицей земские начальники сходят с ума. С какой целью Дронов рассказал о земских начальниках? Почему он, почти всегда, рассказывает какие-то дикие анекдоты? Ответов на эти вопросы он не искал.