Таверна, в которой мы с Педро
разместились, дабы обмыть намечающуюся дружбу, имела название
«Лапка кузнечика», и находилась в деревне, похожей на ту, где я
встретил мексиканца. Разница между ними была лишь в том, что та
находилась на надземном муравейнике, а вот это на подземном, чьи
туннели простирались на многие сантиметры вниз. Мне так, по крайней
мере, распевал Педро.
Таверна изнутри выглядела, как
типичное пивное заведение из всяких фэнтези игр и фильмов, коих в
последнее время становилось все больше и больше. Так вот о таверне.
Были одноногие круглые столы с похожими на них стульями, барная
стойка, огромная бочка за ней, возле которой возился трактирщик, а
также приятный полумрак и громкие голоса отдыхающих здесь неписпей
и игроков. Были лишь незначительные изменения, которые
присутствовали из-за того, что мир Эволюции принадлежал насекомым,
а те были довольно малы. Поэтому столы и стулья представляли собой
высушенные твердые грибы, похожие на лисичек, барная стойка была
просто веточкой с кучей каких-то дырок, повсюду сновали муравьи, а
свет давали летающие тут и там насекомые, размером с мой
кулак.
Меню тут было довольно скудно,
но мы с Педро и не за едой пришли вовсе. Мексиканец заказал десять
кружек «Муравьиного эля», состоящего, как нам рассказал трактирщик,
из выделений тли. Не, мне-то было все равно, алкоголь он и в
фэнтези мире насекомых должен быть алкоголем, поэтому я просто сел
напротив Педро, и стал слушать этого колоритного человека, а,
точнее, его историю.
И так, Педро действительно был
коренным мексиканцем. Рос в небедной семье в Мехико, столице
Мексики. Родители воспитали доброго и отзывчивого мальчика, который
мог полезть обниматься даже с гремучей гадюкой и кактусом разом,
что того, впрочем, нисколько не смущало. Педро был добряком, и даже
иногда творящийся на улицах беспредел не мог очернить душу
мальчика.
Однажды, когда ему исполнилось
восемь лет, отец подарил тому свою собственную гитару. Как только
пальцы коснулись натянутых струн, рождая даже не мелодию, а просто
набор звуков, Педро понял, что это его стезя. Да, именно так и
понял, что посвятит музыке всю свою оставшуюся жизнь. В музыкальную
школу он не ходил, ведь ему было достаточно уроков отца и
собственных упражнений.
Педро рос, а вместе с ним и
рос его талант, который мальчик совершенствовал все больше и
больше. Родственники в один голос кричали, что судьба уже
распорядилась с будущим маленького Педро, пророча ему несметную
славу знаменитейшего из музыкантов Мексики. И это была чистейшая
правда. Музыка, слетающая со струн гитары Педро, не была музыкой,
она была рекой, неспешно затекающей через уши слушателей в их
разум, разливаясь там успокаивающей теплотой.