– Экипаж, по коням! – крикнул он подчиненным.
Они ловко, хотя и без стремянки, помогая друг другу, вскарабкались внутрь. На ребристом полу лежали два трупа.
Экипажу уже не раз доводилось возить «двухсотых». Однако раньше это были тела абстрактных людей, которых было просто жалко, как и любого другого покойника. Но тут… Перед Калюжным лежали Мишка и Волков.
Он наклонился и набросил на них брезент. Хоть не простыня и не саван, но все-таки…
Вертолет круто пошел вверх.
– А скалу рвануть? – напомнил Калюжному борттехник. – Забыл, что ли?..
– Хрен с ними, пусть так остаются, – нехотя отозвался командир. – Может, местные или чечены найдут и похоронят по-мусульмански…
Прапорщик разочарованно промолчал. Он-то уже предвкушал, как они влепят из обеих кассет по скале, как, объятая клубами пыли, она обрушится вниз, как облако мелкой взвеси будет расползаться по долине… А потом, под обломками горной породы, раздавленный камнепадом, рванул бы и джип… Во класс был бы – было б что ребятам рассказать! А тут что-то командир дал обратный ход!..
Что-то он сегодня не в себе. Из-за Мишки переживает, понятно. Ну так и подавно нужно было бы закопать этих тварей, чтоб им ни дна ни покрышки!..
Они не ведали, что с земли вслед улетающему вертолету со смешанным чувством смотрел раненый боевик с приколотым к воротнику языком. Он уже давно пришел в себя – еще когда машину тряхнуло от близкого разрыва выпущенных с вертолета ракет. Когда русаки осматривали машину, он притворился мертвым. А теперь не знал, правильно ли поступил. Лучше бы расстреляли… А может помиловали бы, пожалели?.. Все-таки раненый…
Из-за борта джипа боевик не видел, что именно произошло у скалы, не слышал разговор русаков с его товарищами, даже автоматные очереди донеслись сквозь рев вертолетных двигателей приглушенно, а потому мог обольщаться в этом вопросе…
Он теперь уже боялся не столько русских, сколько остаться одному в горах, на жаре, когда все тело пронизано ноющей болью, когда кровь продолжает сочиться сквозь бинты, когда в груди сквозь сбившуюся повязку свистит проникающая рана… Когда от привалившихся к нему тел уже чуть заметно начинает сочиться запах мертвечины… Когда все гуще и назойливее роятся невесть откуда взявшиеся в этих пустынных местах крупные мухи… А вон уже медленно опускается с неба на дармовую поживу какая-то большая птица с крючковатым клювом. Скоро, надо полагать, и шакалы пожалуют…