Но чуда не произошло. Ему пришлось выслушать мамин выговор.
А потом мы с ним вдвоем помогли маме убрать «все это безобразие».
А еще через пять минут он опять как ни в чем не бывало возился с мячом в гостиной.
Вот такой у меня брательник. Жизнь его ничему не учит.
Следующие пару дней я вообще не вспоминал о зеркале на чердаке. У меня просто не было времени. В школе нас загрузили по уши. И мне еще приходилось ходить на эти дурацкие репетиции к весеннему концерту. Я всего лишь скромно пою в хоре, но мне все равно надо было присутствовать на всех репетициях.
В школе я часто виделся с Эрин и Эйприл. Но девчонки ни разу не заговорили со мной о зеркале. То ли тоже забыли об этом странном происшествии с моим таинственным исчезновением, то ли просто боялись об этом вспоминать.
Потому что на самом деле там было чего пугаться.
Конечно, если они меня действительно не разыгрывали.
В среду вечером мне не спалось. Я лежал на кровати и смотрел в потолок, наблюдая за игрой теней. Обычно бессонницей я не страдаю. Но тут на меня что-то такое нашло. Я пытался считать овечек. Закрыл глаза и стал вести счет от тысячи.
Овечки не помогли. Спать не хотелось совершенно. Я был весь как заведенный. Причем неизвестно почему.
Как-то сами собой мои мысли обратились к зеркалу на чердаке.
Кто, интересно, поставил зеркало на чердак? И почему его спрятали в потайной комнатушке за дверью, запертой на засов?
Чье это зеркало? Моих дедушки с бабушкой? Но зачем они убрали его так далеко? И знают ли мама с папой о том, что оно там стоит?
Я задумался о таинственном происшествии в субботу, в мой день рождения и попытался припомнить все до мельчайших деталей. Вот я стою перед зеркалом. Вот причесываюсь. Потом я берусь за цепочку у лампы. И дергаю. Потом – вспышка яркого света. А потом…
Видел ли я свое отражение в зеркале после того, как зажегся свет?
Я не мог вспомнить, как ни старался.
Видел ли себя? Свои руки? Ноги?
Хоть убей, я не мог вспомнить.
– Это была просто шутка, – сказал я вслух, сбрасывая одеяло.
Ничем другим это быть не могло.
Левша вечно пытается надо мной подшутить. Ему нравится выставлять меня дураком. Мой братец вообще большой шутник. Сколько я его помню, он в жизни не был серьезным.
Тогда почему же теперь я готов допустить, что на этот раз он не шутил?
Потому что Эрин и Эйприл тоже утверждали, что я стал невидимкой?